Соответственно и вагоны были шире. Крашенные суриком двуосные примитивные теплушки типа «сорок человечков иль восемь лошадей» вмещали по пять десятков солдатских рыл с носимым скарбом. А так как селили нас по плутонгу на вагон, то получалось даже несколько просторно, так как наши взводы были примерно по сорок человек.
Железная дорога была однопутной, и на этой конечной станции имелись в наличии водокачка, кольцевой разъезд и два тупика. Наш эшелон уже ждал нас в одном из этих тупиков, около которого в навал кто-то сложил длинные бревна. Тут же стояла примитивная ручная лесопилка для роспуска бревен на доски.
Товарные вагоны, предназначенные для нас, совсем не были оборудованы под людей. Нам выдали неошкуренные необрезанные доски пополам с горбылем, и мы сами сколотили для себя в вагонах нары в два этажа. Благо любой потребный инструмент в строительной роте был в наличии, даже рубанки. Хорошо оборудовались, в том числе и отхожую дыру в полу огородили дощатыми щитами.
Хотя вру… Первым делом мы построили в сорока метрах от железнодорожного полотна отхожие места из горбыля на весь батальон. На этом сразу особо настаивало путейское начальство, важно кивавшее красными шапками нашему начальству, ссылаясь на неведомые нам циркуляры.
Под повозки подали открытые платформы, а ездовые устроились с комфортом в вагонах со своей гужевой скотиной.
Офицеры роскошествовали в спальном купейном вагоне. На что я только ухмыльнулся: миры разные, а армия везде одинаковая. Хоть сословная, где офицеры из дворян, хоть Красная, где командиры из таких же пролетариев, как и ты. Любое начальство любит комфорт и привилегии.
Простояли мы на этом полустанке дня четыре. И за это время нас всех повзводно сводили в баню. Ну как баню… Так — мыльня, без парной, но горячая вода имелась в наличии и без ограничений, и это было благо для солдата, который три недели из помывочных процедур имел только горный водопад.
Кроме бани и котельной на станции еще стояло три домика, два сарая и барак какой-то недостроенный. И все — никакого поселка при ней не наблюдалось. Хотя, думается мне, он появится обязательно. Только позже. Не зря именно в этом месте образовалась тропа контрабандистов.
Потом всем эшелоном кололи дрова и аккуратно укладывали их в тендер паровоза, поразившего меня обилием цветного металла. Трубы, патрубки, приборы и даже ручки и поручни — все сделано из латуни и надраено до солнечных зайчиков, как на военном корабле. Смотрелось красиво, но расточительно.
На пятый день заправившийся водой и дровами черный паровоз с красными колесами подцепил наш эшелон и куда-то, пыхтя, потащил. Может, наши офицеры и знали, куда мы едем, но нам это сообщить не удосужились.
И последнее по месту, но не по важности. На крайнем построении меня произвели в старшие саперы и дали под начало звено в пять человек. Причем попали в это звено все, кто умел читать чертежи и вообще чертить. Хотя бы копировать. Большинство же наших стройбатовцев вообще грамоты не знали, что не мешало им при этом быть хорошими плотниками или каменщиками. Профессии они учились, как пастушьи собаки, — от родителей. А кирку и лопату умел в руках держать каждый с детства.
Из плюшек, кроме серебристой птички на рукаве, у меня удвоилось жалованье. Увеличились порции сахара с кофе. А также обломилась кожаная офицерская планшетка с тетрадками, карандашами и ластиком. И отдельная палатка для работы.
И еще узнал, что мое звено непосредственно подчиняется командиру роты. И фельдфебелю, конечно. Но остальные унтера уже для меня не были начальством, что откровенно грело душу. Забыл я как-то старую солдатскую мудрость, что надо стремиться подальше от начальства и поближе к кухне.
Так что, прикинув к носу, чем предстоит мне заниматься дальше, по дороге «изобретал» я разборный походный кульман, какой видел еще на Земле в полку у вертолетчиков, поелику предвидел, что чертить нам придется много. Скорее всего — красиво копировать, что начальство второпях накорябает. Ксероксов тут еще долго не предвидится.
Железнодорожный пейзаж империи мало отличался от привычного для меня земного: мосты, реки, поля, леса, придорожные поселки с аккуратными домиками и садами при них. Деревни вдалеке. Возделанные поля, на которых активно убирали урожай. Города с большими пафосными вокзалами и целыми районами деревянных пакгаузов. На станциях дежурные путейские в красных шапках и жандармы в лакированных касках с саблями на боку и револьверами в белых кобурах. Торговки нехитрой снедью для тех проезжающих, которых в вокзальные буфеты для чистой публики не пускали, пока паровоз заправлялся водой. Для тех же пассажиров и бесплатный кипяток на каждой станции из титана в общем зале. Кран через стену выведен на улицу. Все это хорошо наблюдалось в открытую по теплому времени сдвижную дверь теплушки.
Паровоз свистел, периодически приветствуя кого-то нам неведомого, дымил, и колеса наматывали километры. А мы отдыхали от трудов праведных. Воистину, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Особенно солдату. Выспались за время пути на год вперед.
Батальонный инженер и в дороге продолжал со мной заниматься математикой, с восторгом удивляясь тому, как я легко щелкаю задачки для начальной школы. Вызывал каждый день вестовым меня к себе в купе и натаскивал минимум до следующей большой станции часа полтора-два, а то и дольше. Видать, ему и самому в пути было скучно. А не дай ушедшие боги нам где-то в тупичке постоять сутки, так и весь день был посвящен математике и черчению.
К арифметике инженер быстро подключил геометрию, и я в очередной раз решал простые теоремы, в том числе и знаменитые «пифагоровы штаны», только тут они по-другому назывались — «детской распашонкой». В общем, полный курс землеустройства с армейским уклоном в меня активно вдалбливали. Никакой особой теории, только практические задачи. А цифры тут хоть и другого начертания, но десятичные, как наши арабские. С ними проблем не было.
Чуял я, что у инженер-капитана на меня какие-то далеко идущие виды образовались, только он мне об этом не говорил. Но я и сам знал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И то для второй по очереди мышки. Но знания, точнее их официальное происхождение, были для меня важнее.
Если время позволяло, то и имперский язык в ход шел, и осваивался он у меня не то чтобы легко, но без напряга. По крайней мере, в устной форме. Все-таки пятый язык за свою жизнь изучаю. Но без засад не обошлось. В имперском филологи от большого ума навтыкали дофигища всяких дифтонгов и прочих заковырок, когда три-четыре буквы обозначают один звук, чего в рецком совсем не было. Там на каждый звук одна буква. К тому же алфавиты практически одинаковые. Так что поначалу я путался.
