Андрей посмотрел на меня, как на врага родины:
— Вы святотатствуете, Александр.
— Разве? Я православный человек. Вполне себе верующий. Урона моим убеждениям я не нанёс.
— Вы пытаетесь нащупать или пробить брешь в нашей вере.
— Ни в коем разе. Как упрямый человек другому упрямому человеку говорю: уверен на сто процентов, любой спор оставит нас при своём. Предлагаю больше не развивать эту тему и заняться другими, более увлекательными вещами.
— На самом деле вы оба и правы, и нет, — вдруг вмешалась в разговор Лило.
Дотоле она молчала, у меня создалось впечатление, что наш спор ей малоинтересен.
— Интересно, — с чувством превосходства протянул Андрей. — Мысль разовьёте?
— Нет, — покачала головой девушка.
— То есть как это — нет? — удивился хиппи. В его голосе прозвучало неподдельное детское расстройство, вроде «нет, я так не играю». — Позвольте полюбопытствовать, а почему?
— Просто не хочу, — улыбнулась в ответ Лило. — Не обижайтесь. Вы ведь не обидитесь на девушку.
Андрей озадаченно замолчал.
— Ты это серьёзно или шутишь? — прошептал я на ухо Лило.
— Здесь, по-моему, и одного шутника хватает. Не волнуйся, Саня, конкуренцию тебе я составлять не буду, -
сказала как отбрила она.
— Яство готово, братие и сестры, — объявила тощая и страшная как смертный грех девица, выполнявшая обязанности повара. — Приступим к трапезе.
— Вот это дело, — радостно потёр руки я.
Подружка очкарика раздала всем по глиняной плошке, разлила половником суп. Судя по всему, похлёбка была вегетарианской, но что именно: какие грибы или корешки пошли в ход, я уточнять не пожелал, иначе мог бы остаться голодным.
К моему удивлению возносить молитвы никто не стал, а хиппи с такой скоростью заработали ложками, что даже обогнали меня, а я всегда славился умением нажираться за считанные секунды. Ладно, в большой семьё зубами щёлкать не принято. Я удвоил темп.
Откуда-то с другого конца платформы к костру подошла наглая и развязная троица: крепкие и здоровые мужики в телогрейках мышиного цвета, с лицами, не искажёнными интеллектом. В воздухе отчётливо запахло неприятностями.
Казалось обстановка наэлектризовалась, появилось скованность, напряжение. Пространство вокруг словно вымерло. Все спешно попрятались в палатки. Разговоры умолкли. Воцарилась тишина. Даже Андрей будто потерял дар речи. От него явственно исходили флюиды страха.
— Обана! Привет, робята. Никак новички появились, — с улыбочкой, не предвещавшей ничего хорошо, сказал плотный дядька с пудовыми кулаками.
Судя по апломбу, с которым это произносилось, он был главным среди прибывших.
— Да, Пантелей Семёныч, это новенькие, с Двадцатки. Их Шибздик тут поселил, — пригласивший нас к костру очкарик снова стал заикаться.
Главарь снял шапку, под который обнаружились давно не стриженые кудри, смачно плюнул на ладонь и провёл ей по голове, укладывая непослушную гриву. Будто танк оттёр меня от Лило (я его очевидно ни капельки не интересовал), полуобнял девушку и с жаром заговорил:
— Давай знакомиться, красава. Меня Пантелеем кличут, а тебя как?
— Для тебя — никак, кобель, — абсолютно спокойно процедила сквозь зубы девушка и скинула с плеча его руку.
Дружки главаря захохотали. Пантелей кисло улыбнулся, сверкнув золотыми фиксами, и с сожалением произнёс:
— Вот ты, значит, какая. А я ведь по-хорошему хотел, по-джентельменски.
— На…. пошёл, — с тем же непоколебимым спокойствием сказала Лило, отправляя товарища на знаменитое слово из трёх букв, не имеющее ничего общего с домом.
Улыбки на лицах троицы исчезли, хиппи потихоньку стали отступать от костра, рассасываться в станционной полутьме. Все, кто мог — спрятался. Возле костра остались немногие. То ли самые храбрые, то ли глупые.
— А вот это нехорошо, — покачал головой главарь. — Такое уже не спускается. Ладно, красава, даю тебе ещё шанс.
Если пойдёшь со мной и будешь паинькой, так и быть: я всё прощу.
— А если не пойду? — спросила Лило.
— Тогда пеняй на себя. По кругу пустим. Сначала я натешусь, потом мои друзья, а потом друзья моих друзей… И никому не пожалуешься, красава, а попробуешь, так мало того, что разлохматим, ещё и убьем. Выбирай, девочка.
— Закончил? — поинтересовалась Лило.
Её ледяное спокойствие сбило главаря с толку. Он никак не мог сообразить, почему девушка так реагирует на его нешуточные угрозы. Будь Пантелей хоть чуточку умнее, возможно, он бы сумел почувствовать неладное, но пока его хватило лишь на машинальный кивок, который послужил для его «жертвы» своеобразным сигналом.
— Вот и чудно, — сказала девушка и всадила ему в глаз алюминиевую ложку.
Пока тот сдавлено хрипел и захлёбывался кровью, Лило успела свалить и второго, ну а с последним уже я подсуетился, взял его на себя. Сначала врезал в солнечное сплетение, а потом зажал в стальной захват и с хрустом свернул шею. Всё произошло быстро: три секунды — три трупа. Жаль, нет у нас книги рекордов Гиннеса.
Очкарик испуганно ахнул.
— Что вы натворили?! Вас же самих убьют! Мне даже представить страшно как именно.
— Тебя разве просят представлять? — со злостью сказал я. — Кто они?
— Бандиты, бывшие уголовники, — сплюнул очкарик. — Их вместо того, чтобы в колонии срок мотать, в метро прислали всякими грязными работами заниматься, так что войну вся эта шайка-лейка в полном составе благополучно пережила. Теперь вот в силу вошли, права качают. Администрация с ними сладить не может, так что они творят что заблагорассудится. И зря вы их… Вам живыми отсюда уже не выбраться. Как только об этом узнают другие, с живых шкуры спустят.
— И много их тут?
— Достаточно, — пугливо озираясь, будто опасаясь, что дружки-приятели убитых внезапно вырастут у него за спиной, сказал очкарик.
— Что поделать, значит, маза такая, — изрёк я. — Будем сматывать удочки.
— Куда? — флегматично спросила Лило. — Назад, на Двадцатку?
— Нет, — коротко бросил я. — Возвращаться ни в коем случае нельзя. Это плохая примета.
— Неужели тебе есть дело до каких-то там примет? — удивилась Лило.
— Да, — с гранитной уверенностью сказал я.
С помощью очухавшихся хиппи мы затащили трупы в палатку, застегнули полог. Я удовлетворённо отметил, что со стороны ничего не видно. Подумаешь, лежат трое… отдыхают. Лишь бы паника раньше времени не поднялась.
— Ваше счастье, что их дружки в поезде живут, — вздохнул очкарик.
— В люксе, — хмыкнул я, вспоминая слова Шибздика.
— Что вы сказали?
— Да так. Держите язык за зубами. Хотя бы минут пять-десять, — попросил я компанию хиппи. Парни и девицы закивали, но уверенности в том, что у нас будет эта отсрочка, у меня не появилось. Скорее рано, чем поздно они проболтаются, начнётся шум, крик, а потом, бандиты, когда разберутся, начнут погоню.
