– Тысяча чертей, – прошептал я, внутренне побираясь. Кто ты – поздний гость? И что мне ждать от тебя?
Я взял пистоль, с которым твердо решил не расставаться, и прицелился в тень, возникшую у входа.
– Стой, или этот шаг будет последним! – крикнул я громко и, к моему неудовольствию, тонко. Я был взволнован.
– Вот теперь я вижу, что вы вполне здоровы, – донесся до меня голос моего соседа, который подобрал меня ночью у дома и спас тем самым мою жизнь – герра Кесселя. – Почему в темноте? Бережете свечи?
– Просто задумался.
– Я не вовремя?
– Вы всегда вовремя, мой спаситель. Проходите. Мы зажгли свечи.
– На вашем месте я бы закрывал двери…
– Да… Да, – кивнул я, досадуя, что после всех невзгод не только не дисциплинировался, но непозволительно расслабился. Как я мог оставить незапертой дверь?!
– Какая прелестная штучка. – Кессель взял брошь со стола и внимательно посмотрел на нее.
– Вы находите ее красивой?
– А разве может быть иначе? Какая филигранная работа. Какой занятный рисунок… Кстати, вы знаете, что он означает?
– Не знаю, – ответил я.
– Это знак борьбы Света и Тьмы. Во время моего обучения в Пражском университете был у меня увлеченный всеми тайными учениями старый уважаемый учитель. И он надежно вбил в мою голову премудрости, в которые я, впрочем, никогда особенно не верил. Он говорил, что подобные исключительные вещи обладают таинственной силой и бывают только у избранных. Он бы наверняка сказал, что этот уникальный рубин – камень силы. Он же – олицетворение нашей зависшей в пустоте планеты. А изумрудная змейка – символ власти над миром, она готова стиснуть землю в своих недружественных объятиях.
– Мне эта брошь досталась случайно.
– Если верить мистикам, такие вещи случайно никому не достаются. По словам Грубера, нет случая там, где действуют скрытые от нашего глаза силы и закономерности, стремления и возмущения.
– Этот ваш Грубер был несерьезным человеком?
– Это верно, несерьезным, – засмеялся Кессель. – Поэтому я не пошел по его стопам. Меня интересует природа, в ней одной отражен Божий промысел. Остальное же все – пустые выдумки или происки врага рода человеческого.
– А кто же те избранные, кому суждено владеть такой брошью? – неожиданно эта тема заинтересовала меня.
– Подобная брошь может достаться только Магистру.
– Кому? – Меня пробрал озноб, ведь именно так называл меня разбойник перед смертью.
– Магистру магии, обладателю черной силы.
– Святой Боже Иисус!…
Видимо, я побледнел, поскольку Кессель, с тревогой посмотрев на меня, поспешил успокоить.
– Слушайте, Фриц, я рассказываю все это, чтобы позабавить вас, а не для того, чтобы портить настроение и здоровье. Все это глупости… Кстати, я – не лекарь, но знаю рецепт от дурного настроения.
– И в чем он?
– Он очень прост, – Кессель достал из большой кожаной потертой сумки, с которой, должно быть, никогда не расставался, темную бутыль вина и с улыбкой поставил на стол.
– Это хорошее вино, герр Эрлих. Французы – люди пустые, необязательные, но я готов им простить все из-за того, что они делают божественный напиток…
Он подошел к полкам, на которых была расставлена посуда, взял две объемные металлические кружки, со стуком поставил на стол и разлил по ним красное вино.
– Прозит!
Я пригубил вино. Оно было густое, немножко терпкое и очень вкусное
Мы выпили… Потом еще. Так, за беседой, которая сама собой плавно текла под хорошее вино, при свете зажженных в серебряном подсвечнике трех свечей, мы освоили полностью эту бутылку… Как ни странно, опьянения я не почувствовал. Наоборот, голова стала ясной, мысли четче.
О чем мы говорили с Кесселем? О пустяках. О светской жизни в Европе. О тонкостях политики, которая по большому счету, касалась не нас, а королей.
– Я вас совсем заговорил, герр Эрлих, – внезапно спохватился Кессель. – Вам необходимо выспаться.
– Наверное, вы правы, – кивнул я, чувствуя, что мне не хочется спать. Но и после его слов я ощутил, что разговор меня утомил. Мне захотелось остаться одному.
– Я навещу вас завтра. – Он поднялся со скамьи и взял свою кожаную сумку, забросил на плечо.
– Я всегда рад вам, Кессель, – я ощущал растущую симпатию к этому человеку и был доволен, что у меня хороший сосед, с которым можно провести за добрым разговором длинный вечер.
– До завтра, дорогой друг.
– До завтра, герр Кессель. И спасибо…
***
После ухода гостя, я так и замер за столом, глядя на оплывавшие в подсвечнике свечи. Воск сгорал, таял, отекал вниз, нарастая на серебре подсвечника. В этой трансформации воска в свет и тепло было что-то фантастически притягательное. Вид горящих свеч вызывал в душе какое-то сладкое томление, которое постепенно начало переходить в дрожь, и неожиданно отозвалось тревогой. Сначала тревога была неопределенная, ни к чему конкретно не привязанная. Я попытался задвинуть ее подальше, понимая, что очарование этого вечера сейчас будет уничтожено. Но ничего не мог поделать с собой… Вслед за ветерком душевной тревоги у меня внутри повеял холодный ветер, который принесли с собой слышанные недавно слова
Магистр… Рубин – камень силы и символ нашей планеты… Змея, сжимающая мир… Сказки, обычные сказки. Но почему они запали в мою душу? Откуда эта тревога?
Я ощутил, как сердце заколотилось сильнее. Это уже никуда не годилось. Что со мной происходит?
Лучший способ борьбы с досадными, назойливыми, как местные огромные и жадные комары, чувствами – холодный разум, который скальпелем отсекает все ненужное.
В конце концов, что тревожит меня? Эта брошь – просто красивая вещица, которую нужно попытаться вернуть в ближайшее время хозяину дома. А насчет ее мистических свойств – Кессель, кажется, просто хотел поддержать разговор. К тому же он сам признался, что не верит в эту ерунду. И скорее курицы залетают, чем я, честный протестант с вполне здравым рассудком, поверю в эту чушь!
Но почему сердце бьется все сильнее? И почему я не могу сдержать ту волну, которая накатывает на меня?
– Брошь, брошь, – повторил я…
И на меня накатила горячая волна… Никогда раньше со мной не было ничего подобного. Я ощутил, что во мне просыпается что-то мощное, неизведанное, дремавшее долгие годы. И это что-то непоправимо влекло меня вперед. Куда? Если бы знать!
Свет свеч расплылся в моих глазах. Потом в глазах потемнело, как при обмороке, но в обморок я не падал. В сознании вдруг разом вспыхнули картинки, зазвучали обрывки мыслей, чьи-то чужие, далекие слова.
Бауэр… Магистр… Брошь… Восточный, с почерневшими остовами выгоревших изб город… И книга! Да, именно книга!
