за покойницу. Разве что, цвет морды лица не такой бледный, каким мог бы быть.
– Подъём в космических войсках, – я подошёл к биологу и легонько ткнул её ботинок своим. – Доктор, мы к вам на приём. Дело срочное, поэтому без записи.
Анька открыла глаза и посмотрела на меня отсутствующим взором. Вроде бы, и в сознании человек, и осоловевшей спросонья её не назовёшь, а всё равно в глазах ни капли жизни не видно. Как будто и впрямь неживая.
– Ты как? – поинтересовался у неё. – Жива-здорова?
Биолог отозвалась ненормально хриплым для неё голосом:
– Мне пистолетом в упор разнесли сердце и вернули к жизни с того света. Это можно считать жизнью и здоровьем?
Изречение по своей бронебойности можно приравнять к философским диспутам. Но мне зарплату платят не за это. Вот я ещё доктором филологии и философии не подрабатывал…
– Ты это…, – буркнул я. – Кончай симулировать. Дышать дышишь? Еду ешь? Питьё пьёшь? Дырки есть? Я имею ввиду от пули.
– Вообще-то, пулевые отверстия…, – начала было Томка, но быстро умолкла.
– Это у вас, хирургов, они отверстия! – перебил я. – И входные, и выходные! А у нас, троечников-ПТУшников, любое отверстие – дырка! Вне зависимости от результатов итоговой аттестации и решения квалификационной комиссии!
Мордашку Юльки подёрнула лёгкая тень улыбки.
Анька тяжело вздохнула и поднялась с коврика.
Достала из нагрудного кармана кителя сложенный лист А4 и передала его Томке.
– Всё проверила, как просила, – произнесла биолог. – Согласно описи, всё на месте. Ничего не пропало и внезапно не прибавилось. Что жаль.
Беляева забрала лист и бегло пробежалась глазами по его содержимому.
– Спасибо, – поблагодарила врач. – А то уж подумала, что крышей тронулась, считать разучилась. Спасибо, что помогла с перепроверкой.
Рыкова-старшая посмотрела на меня.
– Ну? И на кой ляд я тебе понадобилась?
– Не мне, – усмехнулся я и отошёл на шаг в сторону.
Потянул за плечо Юльку и подвёл её ближе к бывшей люсианке.
По враз потяжелевшему взгляду старшей и опустевшему взору младшей стало очевидно, что обе догадались обо всём сами. Не требуется иметь звание магистра по психологии, чтоб сообразить: дальнейшие комментарии излишни. Но только для тех, кто, что называется, в теме.
– Да ладно, бл9ть. Серьёзно?
Глава 73. Да, бл9ть, серьёзно.
9 марта
Великая Стена Слоуна
«Рассвет»
– Да ладно, бл9ть. Серьёзно?
Этот вопрос, заданный в условиях практически идеальной акустической обстановки, бесконечным эхом отозвался в подсознании. Задан был буквально монотонным голосом, лишённым каких бы то ни было эмоций и проявлений чувств, без интонаций. Но в мозгу будто бесконечной петлёй на изношенной виниловой пластинке только он и слышался. По сути своей, он был фабулой чуть ли не всего нашего злоключения с момента прибытия в эту галактику.
Вопрос Рыковой-старшей повис в воздухе. Ну, а что ты на него ответишь?
«Нет, бл9ть, шучу». Такой себе розыгрыш, если честно. Хотя, если б мы разыгрывали Аньку, Юлька играла просто великолепно. Я бы даже сам поверил б, что происходящее реально.
«Да, бл9ть, серьёзно». Ну, в общем-то, оно и впрямь серьёзно. Ну, то есть, буквально. Я не умею читать мысли людей, но готов поставить эскадрилью «прыгунов» против бумажного самолётика, что доктор биологии подумала именно о том, о чём она подумала. Мне не остаётся ничего другого, кроме как подтвердить её догадку.
– Я техник, а не биолог. Слесарь-оружейник, а не слесарь-гинеколог. Многое о живом мире не знаю. Или знаю, но забыл.
Взгляды всех трёх собеседниц сошлись на мне.
– Но технический Древний знаю. Помощь в переводе мне не нужна. И технический Древний в форме заключения по результатам сравнительного анализа дал односложное заключение.
– Вот, любишь же ты нагнетать, – буркнула под нос Анька. – Сказал бы уже прямо, что твоя молоденькая подружка беременная…
Томка хлёстко шлёпнула себя ладонью по лицу, в международном жесте, в простонародье именуемом «фейс-палм», попытавшись проломить себе мордашку.
– Да уж, лучше б была беременной…, – буркнула Юлька. – Это, хотя бы, объяснить можно…
Подколку Рыковой-старшей я проигнорировал. Сейчас обсуждаются материи, дозволяющие шутки. Но эти же самые шутки способны увести нить разговора прочь. Чего я, лично, постарался бы избежать.
– Вот скажи мне, как биолог слесарю, – поинтересовался я. – С какой вероятностью могут быть признаны родственниками две биологические особи?
– Ты про процент идентичности? – спросила Томка. – Или о чём, вообще, речь?
– В душе не ведаю, – признался ей. – Не в курсах вашей терминологии. Но если мы сравниваем, допустим, мать и дочь, или двух сестёр. Насколько схожей будет их ДНК?
– Процентов девяносто, – не задумываясь, отозвалась Рыкова-старшая.
Ещё бы. Она ж биолог. Это же её профиль по образованию.
– В близкородственных случаях – процентов девяносто, но редко больше, – слегка задумалась она. – Исключений, по крайней мере мне, не известно. Всё, что ниже – указывает на последовательность поколений. Второе, третье… Братья, там, или сёстры. Всё, что выше или ниже – как правило, ошибка экспертизы…
– То есть, – мягко подвёл я. – Даже самые близкие родственники не могут иметь ДНК схожую больше, чем девять десятых. Так?
– В общем и целом, да, – нахмурилась Томка. – Да не тяни ты уже, демагог! Колись!
Сами напросились.
– Девяносто восемь целых и пять десятых процента.
Повисшую в помещении бывшего лазарета тишину нельзя называть даже МХАТовской. Это не была театральная пауза. Образовавшуюся вокруг нас немоту можно было смело резать ножом, колоть штыком и кромсать плазморезом. Молчание в этот момент начало обретать практически осязаемые свойства.
Рыкова-старшая молча переводила взгляд с меня на Юльку. Изредка бросала ничего не выражавший взор на Беляеву.
Рыкова-младшая в упор смотрела на Аньку и являла собой образцово-показательную композицию солевого изваяния. Буквально застыла столпом.
Томка, в изумлении изломив бровь, то и дело косилась то на меня, то на Рыковых, пытаясь сложить полтора и полтора. На выходе получалось не то, что должно было получиться, что заставляло мозг военврача перегреваться. Треск и
