Колея была разболтана, вагон рыскал, дребезжал, едучи под горку. Полы разорванной куртки Сахмада вздувались от встречного потока воздуха, пропахшего плесенью и гнилью. Холод пронизывал тело. Командир запахнулся как мог туже, обхватил себя руками, прижав к груди автомат, как родное дитя. "И тактика у этих псов своеобычная, - думал юный командир. - Они не напали сразу, как это делает всякая собака, хотя сразу же нас учуяли. Не могли не учуять. Нет, они пропустили нас вглубь своей территории. Но едва мы повернули назад, тут они и вышли навстречу... Жаль, что мы так и не узнали, какую тайну они здесь стерегут... А может, они стерегли именно волшебную лампу, или "железную матку", как ее назвал Хасан?.."
Сахмад оглянулся на мужика. "Пират" сидел, по-восточному скрестив ноги, но такая поза для него была явно неудобна, и он все норовил вытянуть длинные ноги, то одну, то другую и каждый раз заставлял себя вернуть ее в исходное положение.
Когда по всем признакам они подъезжали к нужной станции, вагон загорелся. Фонтаны огня, словно праздничный фейерверк, брызнули откуда-то снизу. Почудилось, вспыхнули колеса. Но оказалось, что загорелись буксы. Все переполошились, но Хасан успокоил ребят, сказав, что это не опасно, просто кончилась смазка. Команда взирала с восхищением на потоки искр, разлетавшиеся во все стороны. Особенно радовались близнецы, их это зрелище здорово забавляло. "Сейчас к нам ни один пес не сунется!" - ликовали они.
Вагон, точно огнедышащий дракон, вырвавшийся из тесной пещеры, влетел на станцию. Узкое пространство разом расширилось. Осама направил луч на площадку станции. И сейчас же там заметались тени, вспыхнули зловещим фосфорическим светом глаза зверей.
- Что делать, Хасан? Их слишком много, нам с ними не справиться! - вскричал Сахмад отчаянным голосом.
Своим обращением именно к этому странному мужику, а не к кому-либо другому, командир невольно дал всем понять, на кого он возлагает надежду на спасение отряда. А может, он надеялся не столько на быстрые и меткие стволы Хасана, но и на то, что тот, наконец, пустит в ход найденную волшебную лампу. Выпустит джинна и натравит его на псов. Потому что спасти их может только чудо. А может, это была просто инстинктивная реакция ребенка перед лицом смертельной угрозы, когда малый, слабый невольно спешит под защиту сильного, взрослого, невзирая на то умен он или безумен...
Вагон, как назло, стал замедлять ход и вдруг налетел на препятствие, содрогнулся всем остовом и замер. Мальчики повалились друг на друга. Спасительные фонтаны огня угасли. Еще немного и начнется паника. Сознавал это не только командир. Осама, стоя на коленях, яростно крутил ручку генератора, полосовал тьму ярким лучом. Ослепленные светом, псы разбегались, но неосвещенного пространства было слишком много, где хищные псы могли, слившись с темнотой, незаметно атаковать.
Когда казалось, что выхода уже не было, псы вот-вот набросятся разом, и ребята примут последний яростный бой, увы, слишком краткий, Хасан выдернул из потайной кобуры самую странную пушку, какую Сахмад когда-либо видел, - и направил её на собак. Это даже оружием нельзя было назвать. Просто какая-то коробка размером с ладонь и к ней была приделана ручка от револьвера. Лучше бы он обрез достал, с горечью подумал Сахмад, свой чудовищный обрез, грохот которого возымеет гораздо больший эффект, чем эта детская пукалка. В эту злющую стаю надо всадить хороший заряд картечи, вот что нужно!
И вдруг собаки разом взвизгнули и стали разбегаться во все стороны, хотя Хасан по-прежнему еще только прицеливался, водя стволом из стороны в сторону. У Сахмада вдруг зачесались уши. Где-то там, в глубине ушных раковин, засвербело так, что он содрогнулся всем телом, подпрыгнул и стал яростно чесаться, затолкав в уши чуть ли не по полпальца. Ребята проделывали то же самое, приплясывая в чесоточном экстазе.
Собаки исчезли, будто осенний ветер сдул опавшие листья. Хасан спрятал оружие, так и не выстрелив, и сейчас же приступ чесотки отпустил ребят. Каждый почувствовал, что его тело как-то опустошенно расслабилось после непонятной вибрации, приятная умиротворенность разлилась по всем членам - от головы до ног.
10
Они сошли с платформы вагона на опустевшую площадку станции и торопливо направились к выходу. Все были благодарны Хасану, понимая, что мужик спас им жизнь. Хотя никто не мог постичь, как он это сделал. За время этого путешествия в глазах Сахмада некогда жалкая личность Хасана выросла в загадочную могущественную фигуру непобедимого воина, сравнимую со сказочными воителями древности. И как всякая легендарная личность, этот воин имел свою мрачную тайну, которая, быть может, тяготит его долгие годы.
Подземщики стали подниматься по одной из лестниц. Ступени были составлены из мелких звеньев. Данилыч рассказывал, что такие лестницы могли сами собой двигаться вверх и вниз и назывались они "эскалаторами". Мальчишкой он часто катался на движущихся лестницах. В метро, рассказывал Данилыч, всегда тепло, яркий свет заливал все площадки, лестницы и переходы. Полы, стены и даже потолки были выложены мрамором, украшены мозаикой, иногда скульптурами. Толпы разноязыкого народа проходили там с утра до ночи. Длинные блестящие поезда подъезжали к перронам через равные промежутки времени, и тысячи людей мчались по тоннелям во все уголки Москвы...
Однако ныне здесь царит кромешный мрак склепа. Пылью все покрылось. Гниль и разложение. И валяются везде обглоданные кости да кучки человеческих и собачьих экскрементов. Они торопились покинуть могилу чуждой им культуры. Одно на всех у них было желание - скорее выдохнуть из легких затхлую гниль подземелья и набрать полную грудь свежего воздуха. А потом разжечь костер и согреться в лучах первобытного пламени.
Постепенно ступени эскалатора все более утопали в песке, который насыпался сверху. Под конец подземщики карабкались по сыпучим кучам. Хасан поднимался последним, нес на плечах мешок с железной маткой и еще тащил тележку Ба. Сахмад последний раз оглянулся. На дне черной бездны нервно сновали крохотные зеленые огоньки. Это вновь пришли псы. Они протяжно выли, сожалея, что так и не отведали человечинки. "Крыс жрите, собачье племя", - зло сказал про себя Сахмад.
Они выбрались наружу с налитыми свинцом, дрожащими от усталости ногами, грязные как шурали, и тут же свалились у входа. Загнанное сердце билось в груди, как перепуганный воробушек. Отдышавшись, они отползли на карачках подальше от гробницы погибшей цивилизации. И тогда Сахмад увидел, что конь его драгоценный исчез. Стойки загородки повалены, веревка с флажками тоже исчезла. Шатаясь, Сахмад взошел на гребень дюны, выпрямился во весь рост и был ослеплен огненным солнцем, заползавшим за горизонт. Все вокруг - и небо и пустыня - окрасилось в кроваво красный цвет. Будто холодное лезвие ветра вспороло живот небу, и все залило кровью. Да, ветер был холоден, уже леденил члены. Вечером пустыня стремительно отдает тепло.
