— Мистер Граймс?
— Я специалист по вооружению, сэр.
Крейвен фыркнул — звук в динамиках шлема оказался неприятно громким.
— А я всего лишь капитан, — ехидно заметил он, — но, тем не менее, имею некоторое представление о том, как устроен движитель Манншенна и как с ним обращаться. Это, конечно, не он — но явно его близкий родственник. Если мне не изменяет память, первые модели не запускались без портативного индуктора поля темпоральной прецессии. Более того, эти индукторы, хотя необходимость в них давно отпала, до сих пор входят в список обязательных запчастей на судах Комитета.
— Знач’т, без нее этот мелкий времякрут не запустить, шкип’р?
— Похоже на то, мистер Бакстер. Так что, мистер Граймс, будьте любезны, сходите в акселераторный отсек и попросите у мистера Волвертона индуктор. Зачем — ему знать необязательно.
Волвертон сидел в отсеке перед Движителем и мрачно пялился на хитросплетение прецессирующих роторов. Граймс поспешно отвел глаза — это грандиозное устройство вызывало у него что-то вроде суеверного страха, и он не стеснялся в этом признаться. В облике инженера-механика тоже было что-то пугающее. Высокий, мертвенно-бледный, с редкими прядями черных волос, зачесанными на блестящий лысый череп, этот человек скорее напоминал древнего заклинателя[12], чем офицера. Граймс так и представлял себе, как тот сидит, вперив взгляд в недра хрустальной сферы, которая вращается непонятно каким образом. Инженер действительно что-то бормотал, но его низкий глубокий голос тонул в завываниях непрестанно вращающихся гироскопов. Послушав немного, мичман наконец разобрал: «Дивергентные потоки… Быть иль не быть — вот в чем вопрос…»
«Этот корабль надо переименовать в „Датское королевство“, — подумал Граймс. — В нем определенно что-то в нем подгнило…»
— Мистер Волвертон! — громко позвал он.
Старший «имам» медленно повернул голову и уставился на Граймса. Наконец его глаза сфокусировались, и он произнес драматическим шепотом:
— Это вы.
— А кто же еще, шеф? Капитан передает вам привет. Он бы хотел одолжить у вас индуктор темпоральной прецессии.
— Вот как — хотел бы… А зачем?
— Ну… какой-то эксперимент, — нашелся Граймс, почти не приврав. Чем меньше людей будет знать правду, тем лучше.
— Но это прибор, который должен храниться в двигательном отсеке. Это собственность Транспортного Комитета. Очень тонкий инструмент. Давать его людям, у которых нет должной квалификации — значит нарушать устав Комитета.
— Но мистер Бакстер тоже… участвует в эксперименте.
— Мистер Бакстер! Этот любитель дешевых трюков. Этот… бродяга! Нет, нет. Квалификация мистера Бакстера недостаточна.
— Тогда, возможно, вы отпустите со мной кого-нибудь из своих подчиненных?
— Нет, нет. Я не могу доверить им такой прибор. Как вы думаете, почему я здесь, мистер Граймс? Почему я, по-вашему, привязан к этим гироскопам? Можно сказать, связан с ними неразрывно… Если бы меня не было здесь, на посту, когда напали пираты, корабль был бы уничтожен. Я знаю Движитель, мистер Граймс.
Инженер схватил мичмана за руку и развернул. Прямо перед лицом Граймса вращались десятки туманных сияющих дисков. Их оси чуть заметно покачивались, плавали — и все это устройство неслось вперед, проваливаясь сквозь тьму измерений. Граймс хотел отвести взгляд… но не смог.
— Я знаю Движитель, мистер Граймс. Я его очень хорошо знаю. Он говорит со мной, он показывает мне разные вещи. Он предупредил меня в тот раз, что Смерть ожидает судно и всех, кто на нем. И сейчас он снова предупреждает. Но… дивергенция…
— Мистер Волвертон, пожалуйста! У меня мало времени.
— Но что такое Время, мистер Граймс? Что есть Время? Что вы знаете о расходящихся путях мироздания, о мирах возможного? Я живу в этой машине, мистер Граймс. Она — часть меня, или я — часть ее. Позвольте, я покажу… он крепче сжал руку мичмана. — Смотрите, смотрите. Что вы видите?
Граймс видел только призрачные сияющие колеса и бесформенную тьму.
— Я вижу вас, мистер Граймс, — почти пропел инженер. — Вас, но не таким, каким вы будете — таким, каким вы можете стать. Вы стоите на мостике флагмана, в форме с золотыми позументами и с медалями на груди. Коммодоры и капитаны отдают вам честь и называют «сэр»… Но также я вижу вас в рубке маленького обшарпанного корабля, одного-единственного корабля. Одежда на вас потрепана, а кокарда на вашей фуражке такая, каких я никогда не видел, каких нет пока в природе…
— Мистер Волвертон! Дайте индуктор. Пожалуйста!
— Незачем торопиться, мистер Граймс, незачем торопиться. Времени хватит на все — что было, что есть, будет или может быть. Есть время решить, мистер Граймс. Решить, надо ли еще раз встречаться со Смертью. И индуктор — часть этого решения, мистер Граймс, разве не так? Вас здесь не было, когда напали пираты. Вы не слышали воплей, не чувствовали запаха горящей плоти. Вы молоды, безрассудны. Все, что вам хочется — это опробовать в деле свои игрушки. А все, что я хочу сейчас, когда знаю, что есть альтернатива привести судно к пункту назначения без лишних жертв…
— Мистер Волвертон…
— Мистер Граймс! — раздался голос Крейвена. Капитан явно пребывал не в лучшем настроении. — Что вы там копаетесь?
— Капитан, — торжественно произнес Волвертон, — я могу только догадываться, что вы затеяли… Но я решил, что не буду вам помогать.
— Тогда отдайте индуктор. Справимся сами.
— Нет, капитан.
— Отдайте индуктор, мистер Волвертон. Это приказ.
— На законных основаниях, капитан? Как и приказ вооружить корабль?
— Держите его, Граймс, — скомандовал Крейвен. Черт возьми, кто кого держит?! Волвертон почти до боли сжимал его руку.
— Держите его, а я посмотрю на складе.
— Капитан! Отойдите от двери! Вы не имеете права…
Волвертон выпустил Граймса — и тут мичман с ловкостью, удивившей его самого, развернулся и обеими руками обхватил инженера за пояс. От резкого толчка оба оторвались от стальной поверхности пола и повисли в пространстве, размахивая руками и ногами, безуспешно пытаясь дотянуться до стены — или любой другой твердой поверхности. Они висели, обнявшись, словно влюбленные. Волвертон оказался спиной к Движителю — и потому не мог видеть того, что видел Граймс.
Мерцающее сплетение гироскопов, вращаясь, засасывало в себя воздух.
Мичман ощутил нечто вроде паники… пожалуй, это и была паника. Никакого защитного кожуха Движителю Манншенна не полагалось. Когда-то Граймс даже заглядывал в соответствующую литературу, но заумные математические выкладки, которые толком не отложились у него в памяти, сейчас ничего не значили. Сейчас имело значение лишь одно: ни ему, ни Волвертону ничто не мешает оказаться в поле, искривляющем время и пространство.
