собираясь под кожей, выбираясь из ладони, чтобы в ладонь уйти.
Миара была осторожна.
И золото в ней сосредоточилось на кончиках пальцев.
Она коснулась ближайшей колонны, щепотью, словно желая зацепить что-то внутри. И у нее получилось. Хотя сейчас это напоминало червяка. Такого жирного, темно зеленого, скользкого с виду. Червяк извивался, уползал, норовя укрыться внутри колонны, но золото с пальцев перетекло, опутав его.
И…
Червяк начал раздуваться.
А Миара потянула больше сил. В какой-то момент червь мигнул, превратившись в высокого мужчину.
— Как тебя зовут? — спросила Миара.
Мужчина хлопнул глазами. Рот его искривился, а затем он просто-напросто лопнул, осыпав Винченцо мелкими брызгами. Впрочем, они впитались в тело.
Замутило.
— Чтоб тебя… — Миара раздраженно смахнула с лица слизь. — Погань какая… что это с ним?
— Не знаю.
— Погоди… — она сунула руку поглубже и, вцепившись во что-то, дернула.
Этот червь был толще и явно проявлял недовольство. Он змеей обвился вокруг руки Миары, а после и вовсе попытался эту руку…
— Он меня что, сожрать пытается? — удивилась она, глядя, как кожа бледнеет. Разжав пальцы, Миара хорошенько встряхнула тварь. — Вот… поганец!
Червь — этот был размером с упитанную гадюку — мигнул, выпустив пяток образов, но размытых, неясных. Они мешались друг с другом, наслаивались, и в какой-то момент показалось, что это — один человек, который отчаянно пытается изменить себя.
Длилось все недолго.
Изображения задрожали.
— И этот лопнул, — Миара задумчиво растерла пятно слизи пяткой. — Наверное, это что-то да значит.
Винченцо снова согласился.
А еще подумал, что черви эти весьма напоминают иных, тех, которые порой попадаются в кишках рабов и животных.
Миха
Странно, но в этом месте, глубоко технологичном, Миха чувствовал себя еще более неуверенно, чем в мире снаружи. Возможно, потому как куда яснее понимал пропасть, что пролегла между его знаниями, говоря по правде, весьма куцыми, и тем, чем обладали Древние.
И сложность предстоящей задачи мог оценить сполна.
Как и невозможность её выполнения.
Но… не говорить же людям, преисполнившимся веры в светлое будущее, что все они обречены. Это как-то пессимизмом попахивает.
Он сунул руку под белоснежные — иных в комнате не обнаружилось — одеяния и поскреб зудящий живот. К слову, зуд, появившийся сразу после мытья — если минутное стояние на светящемся кругу можно было назвать мытьем — не спешил уходить.
Напротив, он усиливался.
И мешал.
Миха с трудом сдержался, чтобы не выпустить когти. И главное, начавшись под левым ребром, зуд нарастал, расползался, грозя захватить все тело. Наверняка ему имелась причина… может, аллергия на Древних? Хреново если так.
— Лежишь? — осведомился Миха у твари, что вытянулась поперек прохода, этот самый проход запирая. Тварь подняла голову и широко, во всю пасть, зевнула. — А хозяйка твоя где?
У Джера.
Чего еще ждать.
Мальчишка по-прежнему пребывал то ли во сне, то ли в коме. У ног его свернулась калачиком Ица, к слову, тоже отмытая и обряженная в белые просторные одежды.
Миара устроилась на полу.
— Тут вроде как мебель можно… создать, — сказал Миха.
Магичка выглядела почти красивой.
Нет, никуда не делась обветрившаяся кожа, и трещины на губах остались, и неравномерный, какими-то пятнами загар, который не скрывал россыпь оспин, напротив, подчеркивал их. Но все равно она больше не походила на бесполое грязное создание.
Волосы вон рассыпала, сидит, расчесывает пальцами.
— Знаю. Вин показывал. Но… не хочется.
— Карраго?
— Ушел. Отдыхать. Ему надо.
— А ты приглядываешь?
Кивок.
На ней то ли рубаха в пол, то ли платье. Миха ничего не смыслит в женской одежде кроме того, что это платье-рубаха объемное и кажется чересчур уж большим. А еще бесит неимоверно яркий белый цвет ткани.
— Как он?
— Спит, — Миара кивнула на девочку. — Её тоже усыпила. Будет ругаться… но ей надо.
Это да.
Всем бы надо. И Михе не помешало бы отдохнуть, но… сначала стоит осмотреться. Найти еду, если такая имеется, потому как вроде бы и обещано, но что стало с запасами за тысячи лет, вопрос. И если что-то да стало, то где-то там впереди маячит проблема голода.
Сушеное мясо, конечно, спасет, но его не так и много.
— Спасибо. А ты…
— Я уже поспала. Немного. Так уж получилось. И садись, — она указала на пол. — Я могу создать ковер. Или кресло. Или еще что-нибудь. Даже здесь. Но лучше так… я… не знаю, насколько настоящим оно будет.
Миха опустился.
Ему тоже досталась рубаха, доходящая до середины бедер, и просторные штаны на резинке. Причем резинка эта была слишком уж свободной. А потому штаны приходилось поддерживать. И это тоже бесило несказанно. Миха попытался очистить свои собственные, как и прочую одежду, сунув гору её в круг, но аппарат Древних гору тряпья просто-напросто проигнорировал.
— В твоем мире… проклятье, — она дернула за волосы. — Я гребень потеряла!
— Сочувствую.
— Ничего. Бесит просто. И убить кого-нибудь хочется. А некого. Все свои. Оказывается, это очень утомительно, когда совершенно некого убить и все свои. Так вот… в твоем мире были… было…
— Гребни? Были. И щетки для волос. Расчески какие-то… и штуки для завивки. Или распрямления.
— Да? Потом расскажешь подробнее. Я пока о другом. Вот эти вот штуки… — она обвела комнату и широкий рукав соскользнул до локтя. — Проклятье! Бесит эта хламида! У нас такие и рабам бы не дали! Как они в этом вообще… ходили?
Миха попытался представить, какой была башня тысячи лет тому. Живой? Полной людей? Которые степенно передвигались в узких коридорах? Все, как один, с благостными лицами и в белоснежных одеяниях. Стало смешно.
И он фыркнул.
Потом не выдержал и фыркнул громче.
— Думаю… тут должны быть варианты. Может, это стандартный гостевой комплект. Или медицинский.
— Да?
— У нас для больных специальная одежда есть. Операционная. И послеоперационная. Такая, чтобы потом выкинуть. Одноразовая. Ну и чтобы врач легко мог её снять. У некоторых вообще завязки на спине.
Миара изогнулась, пытаясь разглядеть собственную спину.
— Тут наверняка что-то похожее. Может, её получится настроить. Как мебель. Надо только найти способ.
— Это да…
— А что до вопроса. В моем мире было не такое вот. Только похожее… наверное, даже точно более примитивное. Я бы даже сказал, что мы в самом
