В шуршание травы под ветром вкрался посторонний звук. Тоже шуршание, но не накатывающееся медленными волнами звука, а диссонирующее с ним. Юноша обернулся. Со стороны становища приближалась темная фигурка, раздвигая руками высокую траву. Ласковый свет Янтаря зажигал золотые искорки в гриве распущенных огненно-рыжих волос, таинственно обрамляющих мягкие очертания почти круглого лица. Ее плавные движения, напоминали степную львицу. Вернее котенка-подростка степной львицы — когда кажется, что вот эта плавность в любое мгновение готова смениться стремительным взрывом. В этом вся Арриська.
Девушка неторопливо подошла к Трорвлю, подобрав подол простого светло-серого платья уселась рядом, сверкнув в лунном свете коленками, и не говоря ничего, мягко обняла юношу. Положила голову ему на плечо, потянулась и поцеловала в шею под ухом.
Трорвль вздрогнул всем телом. Сладкая истома накатила волной от одной лишь этой ласки, смывая с души темные мысли.
Юноша благодарно вздохнул, повернулся к любимой. Его руки уже как бы сами собой бродили по ее мягкому и упругому телу, оглаживая и потискивая, вызывая у нее легкие стоны и учащенное прерывистое дыхание, а губы скользили по ее лицу, шее. Нашли, наконец, ее нежные податливые губы, соединив влюбленных в одно целое. А через несколько минут все нарастающей страсти и сами их тела слились в одно вскрикивающее на два голоса от счастья существо.
Трорвль лежал рядом с Аррисей, обнимая ее — такую теплую и мягкую. Голова уютно устроилась у нее на левой груди, и юноша слышал, как упруго бьется сердце девушки. Аррися тихонько перебирала его волосы, бездумно глядя вверх в звездное небо.
«Лежать бы так вечно» — подумал Трорвль и коротко вздохнул.
Аррися подняла голову и нежно поцеловала его в лоб:
— Не думай ни о чем, милый, — прошептала она. — Будем вместе, сколько нам отпущено.
— Сколько нам дадут, — проворчал юноша.
— Это судьба, — возразила девушка. — Круги жизни и смерти.
— Какая же это судьба?! — Трорвль плотнее прижался к Аррисе. — Глупость одних людей, жадность других.
— Это наши обычаи и наша вера. Богам нужны воины для весенней битвы.
— Ты, правда, в это веришь, — Трорвль приподнялся, всматриваясь в лицо любимой.
— Да… — с небольшой заминкой. — Наверное, верю. А ты разве нет?
— Не знаю… — тихо прошептал юноша. — Мир ведь гораздо больше Великой Степи. Есть Центр Мира — хотя, какой они центр. На востоке за Морем и Рекой множество стран. На западе за Драконьими горами тоже огромная страна. Помнишь, в конце осени мы с тобой видели воздушный корабль? Они летают по воздуху, строят огромные дома, делают множество замысловатых вещей. И не убивают своих юношей каждую весну.
— Может быть, потому и не убивают, что мы посылаем своих лучших юношей «на север»? Может быть, только благодаря этому происходит круг жизни? Может быть, если мы перестанем это делать, весь мир погибнет?
— Не знаю, — чуть насупился Трорвль. — Я все меньше в это верю.
— Милый, но ведь все равно от судьбы не уйти. Ее не изменить. Нам остается или все оставшееся время горевать и прощаться, или быть вместе столько, сколько дано Богами.
И она, сильно толкнув его в плечо, опрокинула на спину, придавила сверху теплой нежной тяжестью, сливаясь с ним.
А в полдень было посвящение. Оно прошло тихо и буднично.
Ведун племени окропил его пригоршней конской крови — уже основательно пованивающей. Ну да, кто же станет ради него животное забивать, ведь таких недоразумений, родившихся в последние месяцы зимы совсем мало. Последним был, кажется, Крвандр из рода Картранда почти месяц назад. Так что кровь, наверняка, даже не из жертвенного животного, а слитая из забитого в пищу. Ну да ладно, сгодится на такого вот недовоина, который родился перед самым Побоищем и даже в походах младшей стаи не успел поучаствовать.
После ведуна подошел боевой вождь — Драрвль. Произнес ритуальные слова и вручил Трорвлью тяжелое копье. Старое, с трещинами на древке, с множеством зазубрин и сколов на лезвии широкого бронзового наконечника.
Вот и все. Никто из десятка парней, смотрящих на это действо, к нему не подошел, не поздравил, не ободрил.
Зато, когда Трорвль выходил с площади, к нему приблизилась старшая сестра Сарринда, которая ждала его за пределами воинского круга. Обняла за плечи, чмокнула в висок.
— Вот ты и взрослый, брат.
— Угу.
Сарринда украдкой оглянулась и шепнула на самое ухо:
— Домой не иди, там тебя уже поджидают эти куры. Молоденького воина им подавай. Сбежались, караулят, очередь устанавливают, кто от тебя детей заводить будет первой. Ты же сам знаешь, зимой на юношей настоящая охота, от них дети весной родятся.
— Знаю, — с горечью сказал Трорвль.
— Вот. А мне ведь давно известно, братишка, что тебе кроме Арриськи никто не нужен. Так что лучше всего тебе сразу пойти к ней, поговорить с ее матерью. Я с ней уже говорила давеча, она все понимает, поможет вам скрыться ненадолго. Это же в ее интересах. Ну, пока Арриська точно от тебя не забеременеет. Вы только, как это поймете, сразу ей не сообщайте! А то она к тебе интерес сразу потеряет.
— Спасибо, Сарринда. Только мне ведь надо будет воинскому искусству учиться. Все равно меня там подкараулят.
— А зачем это тебе? Ты что рассчитываешь выжить? — с обескураживающей прямотой спросила сестра. — Думаешь, тебя будут искать, чтобы насильно учить сражаться? Да кому ты сдался?! Просто еще один для большего числа, чтобы до тысячи достало. Ну и чтобы заменить тобой другого воина, который племени нужен больше тебя.
Трорвль опустил голову.
— Так что не переживай о ерунде, — и серьезным и удивительно теплым тоном. — Братик, проживи это время так, чтобы каждый день был как сезон! Чтобы наполниться счастьем до краев, и уйти спокойно и без сожалений!
— Я постараюсь, сестренка.
Юноша крепко-крепко обнял ее и потерся носом о теплое плечо.
Мать Арриси действительно помогла. Она тайком отвела их в соседнее стойбище к своей сестре — Аррисиной тетке.
Тетя Раккария была совсем молодая, не старше Сарринды, и жила в маленькой юрте на самом краю становища. Детей у нее еще не было, но основательно округлившийся животик говорил, что это скоро изменится. Она с радостью устроила у себя беглецов, похвалила племянницу за решение и выделила им половину юрты, отгородив ее полотняной занавеской. Правда, на Трорвля она поглядывала с явным интересом и одновременно сожалением. Юноша подумал, что не будь она уже в положении, скорей всего взяла бы с него плату за гостеприимство.
