До аномалии оставалось ещё метров пятнадцать, а Хомяк сигнализировал, что чувствует её. И был при этом вполне невредим. Штык ощутил, как его лицо само собой расплывается в удовлетворенной улыбке. У них появился шанс на спасение.
Рюкзак Хомяка Штык взял себе. А свой мешок повесил на Буля, который, впрочем, прибавление нагрузки вынес стоически. Хомяк теперь шёл впереди налегке. Автомат висел у него за спиной. Заинструктированный Штыком до мельчайших деталей, он шёл по замысловатой траектории, огибая все места, откуда, как ему казалось, исходило покалывание, давление, ощущение жара или холода.
Первые метров двести Штык тревожно оглядывался назад, но, видимо, военным сталкерам и в голову не могло прийти, что их «подопечные» рискнут идти по Зоне самостоятельно: холм практически скрылся из виду за относительно редкими деревьями, но никаких признаков преследования видно не было. Ещё минут через пятнадцать Штыку в голову пришло ещё одно важное соображение: вслед за Хомяком его маленький отряд двигался гораздо быстрее, чем обычно ходили по Зоне сталкеры. Это внушало определённые, хотя и несколько туманные надежды.
Куда двигаться, Штыку было понятно сразу.
— Где темнее всего? — спросил он риторически у Буля, когда Хомяк запросил направление для движения.
— Известно где… — хмыкнул Буль.
— Под пламенем свечи, — оборвал его Штык. — Где нас будут искать менее всего? Возле лагеря. Где у нас есть шанс найти тропку до Периметра? Возле лагеря. Так куда мы пойдём?
— К лагерю! — догадался Хомяк.
— Нет, рядовой, мы пойдём прямо. Как минимум час будем уходить от лагеря. Наши противники тоже не дураки, и если они сообразят, в какую сторону мы отправились, то разделятся и организуют теплую встречу. Сперва мы уйдём достаточно далеко, а потом по дуге вернёмся к лагерю. К этому времени там уже никого не будет. И мы сможем найти верную дорогу к Периметру.
— А мы не заблудимся? — обеспокоенно спросил Хомяк.
— У меня в молодости был разряд по ориентированию, — ответил Штык. — Так что не заблудимся.
Впрочем, в этом он уверен не был, но разве поддержка морального духа солдат не является наиважнейшей обязанностью любого командира? Штык извлек из ножен нож, в рукоятку которого был вмонтирован компас, прикинул направление и коротким взмахом руки обозначил вектор движения.
Вначале Хомяк шёл неуверенно, но, безошибочно определив несколько опасных мест, начал осваиваться и, понукаемый Штыком, прибавил ходу. Сам Штык тоже пытался ощутить близость аномалий, но ничего не чувствовал. Глазами он ещё видел слабые отличия тех мест, которые Хомяк обходил стороной, от окружающего пейзажа, пару раз ощущал тепло, приносимое слабым ветром от колец песка, разбросанных повсюду в случайном порядке, ощущал слабый запах, явно связанный с электричеством, но заранее предсказать, где находится очередное опасное место, у него не получалось. В какой-то момент ему даже стало не по себе от мысли, что если Хомяка вдруг не станет — выйти живыми с этого «минного поля» неизвестной природы им с Булем уже не удастся.
Идти с рюкзаком было непривычно. Последний раз в поход Штык ходил когда-то невообразимо давно. Но постепенно тело вспоминало забытые навыки, а рюкзак постепенно стал ощущаться как продолжение собственного тела. Автомат Штык нёс на руках, готовый в случае необходимости немедленно открыть огонь.
Минут через сорок после того, как они покинули холм, откуда-то со стороны лагеря донеслось слабое стрекотание.
— Дизель-генератор запустили, — тоном знатока прокомментировал Буль.
— Уверен? — остановился Штык. — В лагере разве был дизель-генератор?
— Дак по звуку же слышно, — растерянно сказал Буль. — А был ли генератор, я не помню. У меня же это… Память отшибло из-за предательства. Вы что, забыли?
— Помню, — озабоченно сказал Штык. — Ну и зачем им понадобилось электричество?
— Не могу знать, мой генерал! — четко доложил Буль.
— Не важно, — принял решение Штык. — Идём дальше. А то Хомяк вон куда уже удрал.
Но буквально через минуту Буль схватил его сзади за плечо.
— Вы не туда идёте, мой генерал! Хомяк это место обошёл, пока мы с вами говорили. Здесь напрямую нельзя. Леденит.
— Какой «леденит»? — растерянно спросил Штык.
— Кишки леденит. Вы разве не чувствуете? Хомяк ведь обошёл…
— А ты что, тоже чувствуешь, как тебя колет, щиплет… леденит? — поразился Штык.
— Конечно, — удивился вопросу Буль. — Вот справа что-то колющее как раз осталось, а возле вон того кривого дерева зубы сильно ныли. Самая неприятная была штука за всё время. Прямо как у стоматолога в кабинете.
— Так что ж ты молчал? — вопросил Штык, пытаясь переосмыслить ситуацию.
— Так вы ничего не спрашивали, мой генерал. А жаловаться, как этот слюнтяй, я не стану. Всё прекрасно чую не хуже этого нытика. Но терплю.
— Молодец, — задумчиво сказал Штык. — Это очень хорошо. Нет, это скорее очень-очень-очень хорошо.
— Рад стараться! — рявкнул Буль, гордо выпячивая грудь.
— Тихо ты, — осадил его Штык. — А то дизель-генератор перекричишь.
Хомяк остановился и терпеливо ждал свой маленький отряд. Штык помахал ему рукой, показывая, что можно идти дальше. Решив проверить мелькнувшее вдруг в голове бредовое предположение, спросил:
— А что, ефрейтор, можешь сказать, сколько у меня сейчас пальцев на руке согнуто, а сколько — разогнуто?
Кустистые брови на лице генерала сошлись вместе. Он с недоумением взглянул на правую руку командира, заложенную за спину, искательно посмотрел ему в лицо и наконец сказал:
— Так вы руку из-за спины выньте — тогда скажу.
— А так не можешь? — испытывая одновременно облегчение и разочарование, спросил Штык.
— Никак нет!
— Да тихо ты… Порядок следования прежний. Но если вдруг ощутишь что-то необычное, какое-то особенное воздействие — сразу скажи, — и, увидев, что генерал собрался дать утвердительный ответ в любимой громогласной форме, цыкнул на него и показал кулак.
Буль осекся, оглянулся назад и понимающе кивнул. Шагая вслед за Хомяком, Штык размышлял о превратностях судьбы. Ещё совсем недавно он чувствовал себя почти беспомощным, а сейчас шёл по Зоне, как на прогулке, ведомый генералами, по сути, превратившимися в сталкеров. Оставалось узнать, в какой стороне находится Периметр, и просто идти к нему кратчайшим путем.
Не давала ему покоя и ещё одна проблема: впервые за долгое время Штык начал ощущать отзвуки давно позабытого, гадкого и совершенно необходимого, во всех смыслах, чувства: страха. Это и радовало, и печалило одновременно: с одной стороны, главная проблема в его жизни, кажется, решилась сама собой, с другой — он не имел сейчас права бояться. Ведь любая паническая реакция могла стоить ему жизни. Жизни, которую он снова стал бояться потерять. Обнадёживало то, что самого страха Штык пока толком не ощущал. Просто внутри накапливалась уверенность, что страх больше не спрятан где-то глубоко в недоступном месте. Что он проснулся и с недоумением «пытается вспомнить», для чего вообще был когда-то нужен. И если быстро убраться за пределы Периметра, всё выйдет даже лучше, чем можно было себе представить ещё вчера.
