— Ты, парень, все ж подумай, время не торопит — и ты не спеши. Крепко подумай!
Оставшись, наконец, в одиночестве — довольно мурлыкающий Ноби не в счет, — Безымянный облокотился о стол и принялся мысленно восстанавливать весь предшествующий разговор с хоттоленом, пытаясь понять: во что же он ввязывается?
Он принял решение о своих первых шагах на Большой земле ещё там, в Тартре. Осмотреться, узнать последние новости реального мира, подзаработать наличных, выполнив несколько незаконных контрактов или, если повезет — один, из тех самых, что именуются «кушем», а уже потом делать выбор своей дальнейшей судьбы. Хотя выбор у него, собственно, был небольшой. Можно было присоединиться к одному из малых кланов, но при его характере это не самый лучший путь. Ещё можно было стать наёмником и до конца жизни бегать по поручениям людей, не желавших самолично марать руки. Были и другие варианты, но и для их реализации требовалось время. Например, подвязаться на служение Храму и стать рыцарем — с его навыками и умениями это будет несложно, но это, почти наверняка, означало возращение в Тартр. Храмовники не упустят возможности за его счет расширить свои знания о Запретной Земле. В крайней ситуации можно было заключить договор с банкирами или одним из Альянсов. Но в любом случае начинать надо с контракта. И вот он его получил — или почти получил. Только особой радости от этого Безымянный не испытывал, слишком уж необычны и туманны оказались условия. Слишком отличались от того, с чем обычно связываются хоттоловые наёмники. Он нуждался в совете, но единственный человек, с кем он мог бы поговорить начистоту и попросить совета, по-прежнему оставался в Запретной Земле. А следовательно…
— Что скажешь о работе? — поинтересовался человек у Ноби.
Бесенок легкомысленно пожал плечами и, свесив лапки с каминной полки, на которую он перебрался некоторое время назад со шкафа, изрядно заляпанного молочными брызгами и хлебными остатками, принялся от нечего делать болтать ими.
— Сам решай, ты же умный, а я разве что для бестиария гожусь! — в прозвучавшем ответе чувствовалось: мстительный бесенок не забыл недавней ссоры на дороге и теперь с удовольствием примется тыкать «своего хозяина» носом в его же собственные слова.
— Ну, раз так, то, наверное, не стоит и говорить об этом, — Безымянный, достаточно хорошо изучивший характер Ноби, знал, какие струнки стоит затронуть, дабы растрясти мыслительные способности приятеля и заставить того поработать на их общее благо. Главным в характере беса были жадность и любопытство — качества редко пересекающиеся, но, если всё же встречающиеся вместе, то дающие впечатляющий результат. — Значит, на том и порешим. Отказываемся от работы, возвращаем камень, и…
— Эй-эй-эй, — встрепенулся Ноби, — я ничего такого не говорил!
Человек мысленно усмехнулся:
— Ты сказал, что я сам должен принять решение.
— Я сказал: ты умный! — парировал Ноби. — Ни о каком отказе речи не шло!
— Значит, ты советуешь взяться за дело?
— Я советую, — глубокомысленно пропыхтел бесенок раздув от важности щеки до немыслимых размеров, — последовать совету этого забавного толстяка и как следует подумать. В конце концов, мы всегда можем сказать, что согласны, и, оставив камень у себя, не ввязываться ни в какие передряги.
— Предлагаешь надуть всех, — недобро сощурившись, уточнил Безымянный.
— Конечно! — ни на миг не смутившись, отозвался бесенок. — Если ты в чем-то не уверен, всегда так и поступай! Главное в жизни — знать, когда следует делать ноги!
— Ладно, — человек обреченно махнул рукой и принялся снимать одежду. — В одном ты, проныра, прав: надо всё как следует обдумать. А делать это лучше всего с утра и на свежую голову.
Устроившись на кровати, Безымянный с удовольствием вытянулся, хрустнув суставами, и, закинув руки за голову, уставился в потолок. Тяжелевшие веки предсказывали скорое наступление сна, первого сна в настоящей постели с настоящей подушкой и одеялом за многие месяцы. Он ещё успел подумать о том, что неплохо бы задержаться под этим приветливым кровом на пару дней и как следует отдохнуть перед грядущим походом, но вскоре его веки смежились, и он провалился в благословенную пустоту, лишенную сновидений.
А на каминной полке, нагретой ласковыми язычками крохотного огонька, еле-еле теплившегося в очаге, свернувшись калачиком, дремал посапывавший Ноби, нежно баюкая изумруд, зажатый, для надежности, обеими лапками.
Необходимость — самый страшный кошмар разума.
Аорон Терин, будучи кандидатом в кодит`жи.
Он снова бежал. Сквозь хвойный лес, скованный ледяной коркой и холодом, столь сильным, что сок в деревьях смерзался и разрывал их ставшую хрупкой, как стекло, плоть в клочья. Было темно, но небо на востоке уже позолотили первые солнечные лучи, с трудом пробивавшиеся сквозь нагромождение свинцовых, с редким просветом туч… Наступающий рассвет ничего не изменит, не отвратит. Тот не отступится, не прекратит погони из-за такой малости, как пробуждение солнца. Кассель отстал, остался позади, обессилев до изнеможения. И потому он бежал. Он спасал не только себя, но и несчастного эффа, ставшего самым близким его другом и единственным существом, которому он мог доверять в той безумной круговерти хаоса, в который превратилась его жизнь. Он бежал. Путаясь в нагромождениях изо льда и смерзшихся ветвей, камней, скрытых под белым снежным покрывалом, и призрачных миражах, порожденных стужей, он оскальзывался, падал, вставал и снова бежал. Он бежал. Не разбирая дороги, без надежды, без цели, без будущего.
Он просто бежал. Третьи сутки. Без отдыха, если не считать кратких мгновений, которые удавалось выкроить, чтобы перевести дыхание и отправить в пересохший рот пригоршню обжигающе-горького снега. Его силы были на исходе, и скоро тот догонит его, тот, чьё сопенье и фырканье, слышащееся позади, не оставляет никаких шансов на выживание. Он устал, устал до изумления, до того, что даже страх исчез, растворившись в тупом и единственно оставшемся желании — ещё раз передвинуть ноги.
Он бежал не думая, не глядя по сторонам, потому и не обратил внимания, когда кончился лес и перед ним открылась ужасающая и завораживающая своей гибельной красотой картина заснеженной пустоши и ледяной глади Великого озера — самого опасного и чарующего места во всей Терре. Незаметно для себя он оказался у самых Врат Бездны. Оступившись на крутом склоне, он потерял равновесие и покатился вниз, поднимая целые облака ледяных иголок. Скатившись к самому берегу, он остановился и некоторое время лежал в изнеможении, тяжело дыша, глотая обжигающий истомленные легкие воздух в запой, а когда смог собрать в себе достаточно сил и с трудом приподняться на дрожащих руках и оглянуться, то увидел, что безымянное чудовище, преследовавшее его все это время, уже показалось на взгорке, с которого он упал. Ослепительно сверкали устрашающие клыки, создавая впечатление, что оно улыбается. А может, так и было, ведь оно нагнало свою добычу и уже праздновало победу. Неспешно приближаясь к беспомощной жертве, распростертой на снегу, оно словно пританцовывало на тонких, с вывороченными в стороны суставами, ногах — предвкушая грядущее удовольствие. Нужно было подняться, нужно было бежать — но силы иссякли. Оставалось только закрыть глаза и не видеть этого победного танца чудовища, не лицезреть ликования на уродливой морде со слишком умными глазами, сияющими торжеством.
