– Кто поведет? – спросил фламандец.
– Давай ты.
Брейгель сделал шаг в сторону, пропуская Камохина вперед. Тот забрался в кабину и сел на соседнее с водительским сиденье.
Усевшись на место водителя, Брейгель кивком указал на дверь музея.
– Остальных ждать будем?
– А ты как?
– Честно говоря, я бы их перестрелял. Чисто из соображения гуманности.
– Ученые занервничают, – усмехнулся Камохин. – Как они там?
Брейгель глянул в боковое окно. Ученые уже бежали к ратраку.
– Надо сказать, они оба держались молодцом.
– Это точно, – кивнул Камохин. – В прошлом моем квесте у меня в группе был ботаник…
– Все они «ботаники».
– Нет, этот – настоящий ботаник. Специальность у него такая.
– Да? Ну и что?
– Так вот, он…
Автомат лежал у Камохина на коленях. Через прозрачную дверцу стрелок наблюдал за дверями музея. Брейгель в зеркальце заднего вида смотрел на бегущих к ратраку ученых. Орсон вырвался вперед и уже протягивал руку к двери пассажирской кабины. А вот Осипов замешкался на старте. Да к тому же еще поскользнулся и, нелепо вскинув вверх сразу обе ноги, грохнулся точно на копчик. Хорошо еще, плотная парка и надетые под нее два свитера смягчили удар. И все равно в первый момент у Осипова от боли в глазах потемнело. Чуть придя в себя, он махнул рукой оглянувшемуся на него Орсону – мол, все в порядке, – и, чтобы подняться на ноги, для начала встал на четвереньки. И в этот момент взгляд его упал в ту сторону, куда никто более не смотрел. Примерно в тридцати метрах от припаркованного возле музейного крыльца ратрака из узкого проулка между домами выглянул человек в светло-голубой парке с накинутым на голову отороченным серым мехом капюшоном. Лицо его было плотно замотано чем-то красным – то ли шерстяным платком, то ли шарфом, – а поверх этой импровизированной маски были надеты большие, как у лыжников, очки. Стоя на четвереньках, Осипов растерянно посмотрел на замершего возле двери пассажирской кабины Орсона. Он пытался сообразить, как следует поступить в такой ситуации? Закричать, чтобы предупредить товарищей? Или же продолжать делать вид, что ничего не происходит? Чтобы притаившийся в проулке мародер продолжал пребывать в неведении о том, что его заметили?.. И пока он думал, мародер сделал шаг вперед, вскинул автомат и выстрелил из подствольного гранатомета.
Определенно, мародеры не были профессионалами. Иначе бы стрелок в голубой куртке, прежде чем нажать на спусковой крючок, подумал бы о том, что им самим не на чем будет выбираться из замерзшего города.
Выпущенный из подствольника заряд пробил лобовое стекло ратрака и взорвался, ударившись о стенку, разделявшую водительскую и пассажирскую кабины. От взрыва сдетонировали сложенные в пассажирской кабине боеприпасы и канистры с топливом. Ратрак как будто подбросило в воздух, а затем снова с силой швырнуло на землю. Из лопнувшей, словно арбуз, пассажирской кабины во все стороны рванули языки пламени.
Осипов упал на грудь, выставил перед собой ствол автомата и, надавив на спусковой крючок, длинной очередью срезал взорвавшего ратрак мародера.
Сделав это, он бросил автомат и встал на колени.
Все.
Это был конец.
Конец всему и вся.
Нечто библейское.
Через несколько секунд на крыльце музея истерического зодчества появятся взбешенные таким неудачным для них поворотом событий мародеры. И хорошо, если они просто пристрелят его. На месте.
Да, и не в них было дело.
Он остался один. Один в городе мертвых. И у него нет ни малейшего шанса выбраться отсюда живым. Все, что ему остается – это стать таким же мертвым, как и все. Все остальные. Все вокруг.
Он запрокинул голову и устремил взор в серое, мертвое небо. Пусть будет так. Так даже лучше. Умереть, глядя в небо. Он будет смотреть на него до конца. До самого последнего мига. И тогда он, быть может, поймет, есть ли в этой жизни хоть какой-то смысл.
Все же он не удержался и повернул голову, когда ему показалось, что слева от него мелькнула чья-то тень. И оно того стоило. В двух шагах от него стоял «серый». Силуэт его тела, затянутого в весьма необычный синтетический материал, отдаленно напоминающий латекс, четко выделялся на фоне горящего ратрака. «Серый» стоял, широко расставив ноги и чуть разведя руки в стороны. Как шериф из вестерна, которому предстояло на главной улице города пристрелить десяток-другой негодяев, обижающих женщин, отнимающих у детей конфетки и не уступающих дорогу старушкам. Лица у «серого» действительно не было. Но только потому, что его голова полностью была затянута тем же материалом, что и тело. По всей видимости, это было нечто вроде скафандра, защищающего чужака от холода. А может, и еще от чего-то, что могло представлять для него угрозу.
«Вот только «серого» тут и не доставало», – это было первым, о чем подумал Осипов, когда до него, наконец, дошло, что это не бред и не сон. Больше ни о чем он подумать не успел. Потому что в этот миг разлетелись с треском двери музея, и на верхней ступени крыльца показались четверо мародеров. Все они были в разноцветных парках – синяя, зеленая, красная, желтая – с замотанными лицами и большими лыжными очками. И все, разумеется, при оружии. Они увидели все сразу – горящий ратрак, своих мертвых приятелей, стоявшего на коленях Осипова, странного чужака в сером, – и трудно сказать, что произвело на них большее впечатление. Но сделать они ничего не успели. «Серый», даже не повернув в их сторону голову, вскинул руку с предметом, похожим не то на большую круглую детскую погремушку, не то на допотопный эстрадный микрофон. Осипов отчетливо увидел, как начал колебаться воздух возле круглого навершия предмета, что держал в руке «серый». А затем что-то почти невидимое сорвалось с него, стремительно скользнуло по воздуху в направлении мародеров, и те оказались отброшены назад, будто взрывной волной чудовищной силы. Проломив спинами двери, они исчезли внутри здания. И больше оттуда не показывались.
«Серый» опустил руку, в которой держал свое разрушительное оружие, и убрал ее за спину. Та часть его головы, на которой сквозь синтетическое покрытие проступали черты лица, по-прежнему была обращена к Осипову. Он будто смотрел на человека. Будто чего-то ждал от него.
– Что тебе нужно? – почти неслышно прошептал Осипов.
Он не поднимался с коленей, потому что не видел в этом смысла. Зачем? Лучше умереть стоя, чем жить на коленях? Умереть можно и так. Без разницы. Хосе Марти ошибался. Теперь он знал это точно.
«Серый» протянул руку в сторону человека. Осипов невольно зажмурился. Он был готов умереть, но он не хотел видеть, как сработает страшное оружие чужака. Было в этом что-то противоестественное. Все равно, что видеть пулю, летящую тебе в лоб. И не зря ведь, наверное, приговоренным к смерти завязывают глаза.
