– Может, и так, – согласился мальчик. – Вот только люди оказались сильнее. До появления людей у раттаков не было врагов. Хотя в особых сказаниях этих зверьков есть рассказы про схватки со страшными чудовищами, приходившими с гор. И о волках память сохранилась, и о медведях. Когда-то хищников на Аниболисе хватало, но хомяки их истребили.
– Не хомяки, а раттаки: это разные существа. Тибби не любит, когда его называют хомяком.
– Извини, Тибби, я не хотел тебя обидеть. Просто раттаки, наверное, были простыми хомяками, пока яд Аниболиса их не изменил. Наверное, им пришлось поумнеть, чтобы защищать свою плодородную равнину от нападений монстров. В одной книге я читал, что в те давние времена самцы раттаков вырывали у хищников клыки и когти, таская трофеи на себе. Чем больше на них было таких трофеев, тем больше уважали такого охотника. Отсюда и осталась страсть к обвешиванию себя разными мелкими предметами.
– Неплохая мысль, – хмыкнул Амидис. – Я шакин, вырос с Тибби, но никогда о подобном не задумывался. Человек, написавший книгу, был неглупым. Да и ты не дурак, раз запомнил столько.
Омр, сочтя момент достаточно важным, чтобы на миг прервать трапезу, оторвался от полупрожаренного куска мяса и, не прекращая жевать, невнятно пробубнил:
– Этот молокосос повсюду свой нос сует, но и впрямь не дурак – грамотный. Я на него даже рукой махнул – пусть уж и дальше старших перебивает, раз не по годам мудрый.
Мальчик, явно польщенный словами мужчин, продолжил:
– Земледельцы, обосновавшиеся на равнинной части Аниболиса, начали истреблять раттаков как вредителей – ведь те охотно поедали местную элитную пшеницу. Борьба была долгой, и раттаков почти истребили. Но тут остров попал под власть Вечной династии. Все быстро изменилось – наши сразу поняли, что от раттаков пользы побольше, чем вреда. Маленькому народу оставили почти весь Аниболис, а леса в предгорьях засадили орешником – на острове его до этого не было. В поселениях на побережье поселили людей военных сословий – из них набирали шакинов. Раттак, выросший при шакине, отправлялся на военную службу – это особая плата за то, что Династия предоставила народу грызунов защиту. Хотя бывают и другие мнения насчет этой платы. Я читал книгу философа Кубария – тот прямо говорил, что мы поработили Аниболис, превратив раттаков в народец рабов.
– Больше читай разных южных бумагомарателей, – нахмурился Амид. – Из-за таких говорунов, как Кубарий, Энжер сумел не просто выжить, а устроить все это… Они будто знали, что он появится, и спешили приготовиться к его приходу. Ты знаешь, что сделала Коалиция, захватив Аниболис? Думаешь, они объявили раттаков свободным народом? Принесли им освобождение? Как бы не так – они устроили такую резню… Думаю, раттаков там вообще не осталось… А на освободившееся место завезли поселенцев – выращивать пшеницу. Она ведь там не хуже, чем на землях Эстии, растет – тысячи поместий можно поставить прибыльных. Целый народ погиб из-за человеческой жадности… Лишь один корабль добрался до наших берегов с раттаками в трюме – спаслось несколько семей. Мой Тибби – сын этих счастливчиков. Кубария и свиту его подпевал Энжер объявил «гуманистами» – это слово в его мире означает главенство человека. Человек превыше всего, а раттаки – так… для «гуманистов» они просто вредные грызуны.
* * *
Грацию не доводилось водить в бой цепи стрелков или конную лавину. В нежном возрасте, как принято у дворян, его учили фехтованию, но, как только он стал независимым, первым делом закинул рапиру в темный чулан и больше к ней никогда не прикасался. Советник не рубился с врагами, не стрелял в людей, даже вызовы на дуэли игнорировал, что плохо отражалось на его репутации. Он был идеально мирным человеком – и оружейная мода его не коснулась. У него не было коллекции шпаг и доспехов, в конюшне не стояли боевые кони. Истерия, вызванная смертоносными изобретениями Энжера, тоже его миновала. А ведь все разновозрастные неудачники мужского пола готовы были часами обсуждать достоинства нового прицела на пятизарядную армейскую винтовку или особенности обращения с короткоствольным револьвером. Технические характеристики двубашенного броневика – вообще тема для недельной дискуссии, причем даже полные профаны почему-то считали себя профессионалами в подобных вопросах, стремясь обязательно высказаться, из-за чего на свет рождалось немало перлов. К примеру, немало насмешек в свое время вызвало чье-то гениальное по тупости утверждение, что пулям придают вращение ради усиления поражающего действия: пусть, попав в тело, наматывают на себя внутренности врага (Граций, будучи тогда юным и глупым, в это почти поверил).
В аристократических клубах появилась специальная новинка: «Книги диспутов». Любой желающий мог завести свою, посвятив ее конкретной теме. Например: «Есть ли перспектива у двигателя НШМ-02 в военном машиностроении?» Любой член клуба имел право открыть любую заинтересовавшую его книгу, с умным видом изучить записи участников дискуссии и добавить от себя: «У двигателей с воздушным охлаждением вообще нет никаких перспектив!» – после чего обсуждал свою мысль в узком кругу приятелей. По результатам такого обсуждения могла случиться пьянка с дебошем и членовредительством или, при скромном варианте, появиться письменные ответы в духе: «А как же авиация? Он там доминирует! Новые самолеты идут только с ним!» – или: «НШМ-02 слишком требователен к качеству топлива и без доработок или модернизации и впрямь не имеет перспектив!» Или, если хозяин книги тебе не нравится, можно выразиться негативно: «Двигатель НШМ-02 следует уронить тебе на голову – отличная перспектива для такого технически безграмотного человека», – а также: «Автор дискуссии безнадежно опозорился и публично признал себя дураком – у НШМ-02 охлаждение жидкостное».
Дурным тоном считалось создание дубля – дискуссионной книги по тематике, которую уже кто-то поднимал. По традиции все завсегдатаи отвечали в книге-дубле одинаково странным образом – рисовали горбатого кривоносого человечка, играющего на дудке. Те, кого природа не обделила художественным даром, иногда оригинальничали: дудку заменяли арфой, гитарой или гармонью, а внешности музыканта старались придать максимально несерьезный вид – чем больше он походил на слюнявого идиота, тем качественнее считался ответ.
Если отзыв выходил за рамки дискуссии и был откровенно провокационным – вообще катастрофа: репутация могла погибнуть от пары глупых строк. К человеку намертво прилепляли прозвище «Мозговой упырь» (у южан вместо «упыря» принято было писать «тролль»), а имя его вносилось на позорную доску, под изображением худющего уродливого карлика с отвешенным до земли грязным языком и клеймом добровольного кастрата на щеке. Считалось незазорным кинуть такому опозоренному невеже вызов на дуэль одновременно от десятков завсегдатаев клуба, если он после такого бесчестья осмеливался вновь переступить порог достойного заведения.
