Второй этап нашего марша на «Альтитуду» в плане рутинности ничем не отличался от вчерашнего. Разве что с погодой повезло меньше. Ночью похолодало, и из сгустившихся к рассвету туч повалил мокрый снег. А вместе с ним ухудшилась видимость и упало наше настроение.
Завтрак был прерван свистом множества вертолетных винтов, но тревога оказалась ложной. Это всего-навсего звено армейских вертолетов гоняло спозаранку над Москвой какого-то одинокого дракона, и до нас им решительно не было дела. Покинув институт, мы прошли сначала по северной оконечности Тимирязевского парка. Затем — вдоль изрезанного промоинами берега разлившегося Садового пруда. Оставив за спиной кинотеатр «Байкал», преодолели очередной лабиринт руин и к полудню добрались до усадьбы Михалково, что стояла на берегу уже другого пруда — Головинского. От усадьбы той ныне камня на камне не уцелело. А от парка, что некогда ее окружал, осталось лишь голое поле да вывороченные из земли уродливые древесные корни. Сами деревья были давным-давно укатаны в берег колесами и гусеницами биомехов, непонятно зачем решивших соорудить здесь гать.
Летом Головинский пруд представлял собой неглубокую мутную лужу, каких полным-полно в любой локации Зоны. Но в это время года он разливался до своих прежних размеров и сбрасывал шумные потоки талых вод через полуразрушенный водосброс. Не будь русло также возрождающейся весной речки Лихоборки перекрыто многочисленными завалами, нам пришлось бы изрядно отклониться от маршрута, чтобы обойти пруд с юга. Но стихийно возникшие ниже Головинской плотины бетонные пороги сэкономили нам время. И позволили переправиться через Лихоборку, каким бы бурным ни был ее мартовский темперамент.
Погода не улучшалась, и мы по-прежнему брели сквозь белую мглу по щиколотку в мокром снегу. Благо серьезных преград и противников нам больше не попадалось. Правда, несколько раз нам пришлось-таки залегать в руинах, когда Мерлин замечал в мельтешащей пелене какое-нибудь подозрительное движение.
Последняя крупная улица, какую мы сегодня пересекли — Лавочкина, — была тиха и пустынна. Но виднеющиеся на снегу следы колес не то «носорога», не то армейского бронетранспортера свидетельствовали, что царящее в этом районе спокойствие весьма обманчиво.
Вторую ночевку решили провести в уцелевшей башнеобразной высотке — одной из тех, что стояли на восточной стороне Ленинградского шоссе, близ моста через Химкинское водохранилище. Некогда прямое как свеча, сегодня это здание тоже напоминало свечу, но подтаявшую, а потом вновь застывшую. И застыло оно достаточно крепко. Что было характерно для большинства строений, которые претерпели метаморфозы при Катастрофе, но не рассыпались, а устояли по милости неведомых человеку стихий.
Заинтересовавшая нас башня начинала сгибаться в нижней трети и потом плавно отклонялась от вертикальной оси в направлении берега. У вершины ее изгиб достигал такого устрашающего угла, что мы могли рассмотреть ее плоскую крышу даже с земли. Тем не менее сканирование Пожарским объекта не выявило в нем аномальной активности. А также сколько-нибудь серьезных разломов и трещин, по вине которых высотка могла бы вскорости рухнуть.
Можно было, не рискуя почем зря, снова расположиться на ночь в каком-нибудь подвале. Однако мы не пожелали забиваться в нору и ложиться спать, когда главная цель нашего похода обещала предстать перед нами во всей своей красе, едва прекратится снегопад. Взволнованные этим, мы поднялись на тот этаж здания, за которым оно уже начинало искривляться, и, побросав вещи, уселись ужинать. А также в буквальном смысле ждать у маленького Химкинского моря погоды.
Все, что мы могли разглядеть в заснеженных закатных сумерках, это протянувшийся у нас под окнами участок Ленинградского шоссе и очертания торчащих по ту его сторону построек и покореженных кранов грузового порта. Сам канал, мост и противоположный берег терялись во мгле. И похоже, не намеревались сегодня показываться нам на глаза. В итоге накопленная за день усталость взяла свое, и мы, распределив дозорные вахты, отправились на боковую…
Как назло, за ночь не распогодилось. Разве что слегка потеплело, отчего падающий снег сразу же таял. Воздух был насыщен влагой, отовсюду доносилось журчание ручьев и звон капели, а со стороны водохранилища слышался треск льда. По всем признакам — естественный, а не порожденный топчущимися у кромки воды биомехами. С рассветом стали более-менее отчетливо видны порт и край моста, но западный берег и искусственное Городище все еще скрывались за стеной снегопада. Что, разумеется, нас категорически не устраивало. Мы проделали долгий и трудоемкий марш, попутно готовясь к скорому столкновению с неизвестным противником. А тут вдруг, как нарочно, погода возьми да заартачься: мол, извиняйте, братцы, но пока я не соизволю над вами смиловаться, сидите и не рыпайтесь…
Вот мы и сидели. Скрипели в досаде зубами, матерились под нос, посматривали на хмурое небо, не имея никакой возможности ускорить это томительное ожидание. Даже здешние биомехи, и те попрятались от снегопада, упорно не желая показываться нам на глаза, хотя непогода отродясь не причиняла им каких-либо неудобств.
Первым, как ни странно, иссякло терпение не у Жорика, а у Мерлина. Примерно за час до полудня он в очередной раз протер очки, выглянул в окно, после чего решительно поднялся с пола и произнес:
— Ладно, хватит прохлаждаться без дела. Что толку просиживать штаны? Пока валит снег, можно попробовать незаметно выйти на берег. А то как знать, что тут будет, когда видимость прояснится.
Предложение было вполне резонным. И спустя четверть часа мы уже пробирались сквозь белую пелену по направлению к мосту.
Пересечь по нему водохранилище у нас не вышло бы ни в снегопад, ни в любое другое время, поскольку у моста отсутствовал фрагмент центрального пролета. Небольшой — десятка два метров, — но брешь была достаточная для того, чтобы полностью перерезать шоссе. После чего оно фактически перешло в единоличную собственность военных. Когда у них возникала нужда в переброске войск с берега на берег, их саперы возводили над проломом с помощью грузового вертолета временный настил. И убирали его сразу, как только переправа завершалась. Что давало неоспоримое преимущество чистильщикам и препятствовало маневрированию их врагов, у которых не имелось столь мощной инженерной техники.
Зимой, когда канал замерзал, перед сталкерами, понятное дело, проблема переправы не стояла. И явись мы в Химки хотя бы неделей раньше, этот этап нашего марша я, скорее всего, также описал бы вам мимоходом, в общих чертах. Однако ранняя московская оттепель, что радовала нас по возвращении из Сибири, подбросила нам сегодня пренеприятный сюрприз. Такой, о каком я волей-неволей вынужден рассказать чуть подробнее.
