Минута, не больше, оставалась до того, как Перегуда войдет в его кабинет, и на серьезные заклятия времени просто не было. Хотя бы потому, что «друг Рома» все это увидит, раскусит и нейтрализует в секунду или меньше, да еще и обозлится, после чего конструктивный разговор станет невозможным, а ведь ради него прибыл без предупреждения маг-директор, вечный конкурент и партнер.
Только чужое, только чужое!
Проклятую католиками книгу «Код да Винчи» — на диван. Малость, пустяк, но порой даже мелочи помогают. Старинный скифский оберег в виде совокупляющихся оленей — купленный на барахолке в Польше! — на край стола.
Мелко, мелко!
Голландская золотая блоха, крупица, чуть больше перечной горошины, помощница купцов и мореплавателей, проданная большевиками в Англию в двадцать третьем, единственный сохранившийся подлинный экземпляр, позже выменянная на кипарисовый штурвал финикийского судна, — на лацкан пиджака. И побриться бы еще. А то щетина с утра. Да с гелем бы. Самым что ни на есть жирным.
Горнин встал, делая лицо. Лицо строгого, но гостеприимного хозяина. Встал как раз в тот момент, когда Перегуда без стука открыл дверь и шагнул через порог, успев заметить, как хозяин поднимается ему навстречу.
— Здравствуй, Александр Петрович. — Он на ходу протянул руку.
— Здравствуй, Роман Георгиевич, — в тон ему ответил Горнин, делая ответный жест.
Со стороны посмотреть — встретились двое добрых знакомых, два бизнесмена, давно ждущие этой встречи, люди, не привыкшие попусту терять время, слова и жесты. И встреча их — жданная, договоренная.
— Присаживайся, где удобно.
Перегуда покосился на скифский оберег и демонстративно сел подальше. Заметил, значит.
— Кофе? Или коньячку предпочтешь?
— Некогда мне коньяки распивать.
— Что, дел много?
— Выше головы, — со значением проговорил Роман Георгиевич. — А тут еще ты забот подбрасываешь!
— Ну как хочешь. А я выпью. — Горнин вдавил клавишу интеркома. — Кофе мне. Чашку.
— Одну? — недоверчиво спросила Лидочка, испуганная внезапным появлением Романа.
— Я же сказал!
— Зачем пугаешь девушку? Она у тебя хорошая, — вальяжно заметил гость.
— У меня все хорошие, — сварливо парировал Горнин, поудобнее устраиваясь в кресле. — Что ж мне теперь, перед каждым белой простыней прикажешь стелиться?
— Так уж и все.
— Ты зачем пришел? Если по делу, говори. У меня тоже времени не вагон.
— Я сам знаю, когда мне и что говорить, — взвился Роман Георгиевич.
Горнин удовлетворенно опустил глаза. Он вывел-таки мэтра из себя. В сущности, это было не так сложно, просто нужно знать, как и куда бить. Для гордого Перегуды получать от него указания было как ножом по сердцу.
— Чего ты так нервничаешь? Или случилось что? Поделись. Может, помогу чем.
— Это не у меня случилось. Это у тебя случилось!
— Да? Странно. А я что-то не заметил.
Дверь кабинета открылась, и вошла секретарша Лидочка с подносом в руке, на котором торжественно возвышалась единственная чашка, так, примерно на пол-литра, источающая одуряющий аромат кофе. Умненькая девушка, она знала отличные рецепты, часть из которых предпочитала держать в секрете, но Горнин был в курсе, что в ее рабочем шкафу кроме нескольких сортов кофе стоят банки с разными специями, в том числе с кардамоном, аромат которого он сейчас уловил. Кстати, именно такой кофе любил «друг Рома», отчего у него сейчас должны слюнки потечь. Бывает, что во время переговоров это действует получше, чем иной оберег.
Секретарь вышла, Перегуда, бросив ей в спину гневный взгляд, дождался, когда дверь закроется, и швырнул на нее мощное заклятие, выглядящее как толстая красная печать с гербом — фирменный знак Ромы Перегуды. Все же он фигляр.
— Ты бы научил своих людей не входить без спроса во время важного разговора.
— А чего ты боишься?
— Мне нечего бояться. Это тебе надо… посматривать.
Александр Петрович отхлебнул горячий кофе, поморщился и достал из верхнего ящика стола сигареты.
— Будешь? — предложил он, зная, что гость не курит.
Тот в ответ только фыркнул. Тогда Горнин достал зажигалку и закурил, всем своим видом демонстрируя удовольствие от процесса.
— Ты что, не слышишь меня?
— Слышу. Только не понимаю, чего ты бесишься.
— Потому что ты дел натворил, а расхлебывать мне придется.
— Так вот прямо и тебе? — уточнил Горнин, выпуская клуб дыма.
— Да! Мне. Если ты сам не хочешь видеть проблем и решать их. А как тогда иначе? Или, думаешь, они сами собой рассосутся? Как первая беременность? Так у нас не тот случай.
— Вот ты сейчас о чем? Что вообще случилось? Из Москвы-реки потекли черные воды? Что? В «ИКЕА» поступили в продажу реактивные метлы? Чего ты мне тут пузыри пускаешь, как утопленник?
Глаза Романа Георгиевича начали наливаться кровью. Это был старый прием, не имеющий ничего общего с его истинным душевным состоянием, но на многих он производил впечатление. Что ж, если он пустил в ход свои старые, как подвальная плесень, уловки, значит, все хорошо. Действуют обереги, действуют хорошие!
— Это не я, это ты утопленник. Мы оба… Я поставлю вопрос, чтобы тебя убрали из экспертов.
— Тогда и тебя тоже уберут. Ты знаешь правила. Правила гласили, что эксперт не уходит один.
Уходят только оба. До сих пор это правило не нарушалось. Этим самым гарантировалось, что один из них всегда будет следить за другим — и наоборот. Для этого пару подбирали таким образом, чтобы возможность сговора между ними была сведена до минимума. В их случае этот минимум стремительно приближался к нулю. И именно это гарантировало честность их совместной работы. Именно пристрастность обоих друг к другу, неприязнь, граничащая с враждой, были залогом этой честности. Уж очень многое зависело от этих двоих. Уж очень большая власть была сосредоточена в руках каждого. И каждый из них, как мог, ограничивал власть другого. Ведь что такое соединяющиеся сосуды? Это всего лишь сосуды, про которые никто не может сказать однозначно, что они одинаковы по объему. Речь можно вести лишь о том, что они, в принципе, одной высоты. Это могут быть как две трехлитровые банки, вышедшие из-под одного пресса, так и железнодорожная цистерна с мерной трубкой на торце. Со стороны посмотреть — уровень наполнения одинаковый, а по сути — небо и земля. В одной — шестьдесят тонн, в другой — жалкие граммы, в лучшем случае литры.
И вот тут возникает вопрос: кто без кого может обойтись? Цистерна без мерной трубки или трубка без цистерны? Стоит только превратиться в цистерну, как ответ сразу становится очевидным.
