- Я сам поведу. Мы едем в Олбани.
Усевшись в водительское кресло, он подождал, пока Грэхем устроится рядом, и резко тронул машину с места.
- Мы, конечно, спешим, но уж не настолько, - предупредил его Грэхем.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Видишь ли, я предпочел бы добраться до места в целости, а не по частям. В разобранном виде я плохо функционирую.
- Каждый, кому ты садишься на хвост, тоже начинает плохо функционировать. Слушай, а ты ненароком не прикупил акций местного кладбища?
- На упитанной физиономии Воля появилась выразительная ухмылка. - Правда, есть в твоем обществе и кое-что утешительное.
- Например?
- Можно быть уверенным, что умрешь на боевом посту.
Грэхем усмехнулся, но ничего не ответил. Машина прибавила скорость. Минут через двадцать, когда они брали очередной поворот, ему пришлось ухватиться за поручень. И снова он промолчал. Они стремительно мчались на север и через несколько часов - неплохое время даже для Воля - прибыли в Олбани.
- Далековато я забрался от своих мест, - заметил Воль, когда они подруливали к цели путешествия. - Потому будем считать, что я здесь неофициально. Просто-напросто ты захватил с собой приятеля.
Новые корпуса Государственной психиатрической клиники, выдержанные в строгом ультрасовременном стиле, раскинулись на территории бывшего парка. Доктор Фосетт явно занимал в здешней иерархии одну из верхних ступенек.
Казалось, этот невзрачный коротышка весь состоит из головы и кривоватых ножек. Его треугольное лицо, массивное в верхней части, книзу постепенно сужалось и заканчивалось тощей козлиной бородкой. Глаза за стеклами пенсне высокомерно щурились.
Он уселся за стол размером с футбольное поле, после чего стал казаться еще меньше, и помахал копией записки Уэбба, которую передал ему Грэхем. Потом заговорил с безапелляционностыо человека, каждое желание которого воспринимается как закон, каждое слово - как непререкаемая истина.
- Интереснейшее свидетельство душевного состояния моего друга Уэбба! Печально, очень печально. - Сняв с носа пенсне, он похлопывал им по бумагам, как бы акцентируя свои изречения. - Я подозревал, что он одержим навязчивыми идеями, но, должен вам признаться, даже я не понимал, до какой степени бедняга утратил равновесие.
- Что же вызвало ваши подозрения~ - спросил Грэхем.
- Я страстный шахматист, и Уэбб - тоже. Наша дружба держалась исключительно на общем интересе к игре. В остальном у нас было мало общего. Уэбб - чистый физик, и его работа не имела ни малейшего отношения к психическим расстройствам. И вдруг он стал проявлять и этой области жгучий интерес. По его просьбе я разрешил ему посетить клинику и даже понаблюдать за некоторыми пациентами.
- Вот как! - Грэхем так и подался вперед - А он как-нибудь объяснил этот свой внезапный интерес?
- Нет, да я и не спрашивал, - сухо ответил доктор Фосетт. - Его занимали в первую очередь пациенты, страдающие навязчивыми галлюцинациями в сочетании с манией преследования. Особое внимание он уделял шизофреникам.
- Это кто такие? - с невинным видом поинтересовался Воль.
Доктор Фосетт поднял брови:
- Пациенты, страдающие шизофренией, кто же еще?
- Что в лоб, что по лбу, - не сдавался Воль.
- Шизоидные эгоцентрики, - пояснил доктор Фосетт с выражением безграничного терпения на лице.
Воль обреченно махнул рукой.
- Придурок - он и есть придурок, как его ни обзови, - пробормотал он.
Фосетт пронзил его ледяным взглядом:
- А вы, как видно, склонны к категорическим суждениям.
- Я полицейский, - прищурясь парировал Воль, - а потому всегда секу, когда мне зубы заговаривают.
- Шизофреники, - ответил Фосетт таким тоном, каким обычно разговаривают с детьми, - это люди, страдающие особым видом душевного расстройства, которое в прошлом веке было известно как дементия прекокс. У них происходит раздвоение личности, причем доминирующая часть живет в фантастическом мире, который кажется им реальнее любой реальности. Для многих форм дементии характерны галлюцинации, которые могут варьироваться по интенсивности и детальности. Фантастический же мир шизофреника всегда одинаково ярок и неизменен. Если максимально упростить картину, то можно сказать: перед ним всегда один и тот же кошмар.
- Теперь ясно, - неуверенно промолвил Грэхеж.
Фосетт с предельной осторожностью нацепил пенсне на нос и встал.
- Я покажу вам одного из наших пациентов - он весьма заинтересовал Уэбба.
Вслед за доктором они вышли из кабинета и, минуя бесконечные переходы, добрались до восточного крыла клиники. Здесь Фосетт приблизился к ряду дверей, ведущих в палаты, остановился у одной из них и жестом пригласил своих спутников подойти поближе.
Заглянув в маленькое зарешеченное оконце, они увидели перед собой совершенно голого мужчину. Он стоял у кровати, расставив тощие ноги и выпятив неестественно раздутый живот. Потухший взор страдальца был неотрывно, с какой-то дьявольсвй сосредоточенностью прикован к собственному брюху.
- Это часто бывает при шизофрении: пациент принимает определенную позу, порой непристойную, и может, не шелохнувшись, находиться в ней. так долго, что нормальный человек ни за что не выдержал бы, - скороговоркой зашептал Фосетт. - Случаются такие периоды, когда больные превращаются в живые статуи, зачастую довольно отталкивающие. Вот этот - типичный позер. Его безумный мозг одержим мыслью, что в животе у него - живая собака. Вот он и ждет, когда она пошевельнется.
- Боже правый! - вырвалось у Грэхема, явно пораженного увиденным.
- Уверяю вас, это вполне заурядная галлюцинация, - заметил Фосетт, являя собой образчик профессиональной невозмутимости. Он смотрел через решетку с видом натуралиста, разглядывающего пришпиленную на булавке бабочку. - Только иррациональная реакция Уэбба заставила меня обратить на этого пациента особое внимание.
- А как реагировал Уэбб? - Грэхем еще раз заглянул в палату и сразу же поспешно отвел глаза. У него в мозгу мелькнула та же мысль, что и у Воля: "Я бы ни за какие блага туда не вошел".
- Больной его просто заворожил. Он сказал мне: "Фосетт, бедолагу доконали невидимые студенты-медики. Это всего лишь изувеченные останки, которые супервивисекторы выбросили на свалку". - Фосетт погладил бородку. - Образно, но логики - никакой, - произнес он со снисходительной усмешкой.
По телу Грэхема пробежала внезапная дрожь. Несмотря на железные нервы, он ощутил приступ дурноты. У Воля вид был тоже бледноватый. Оба они почувствовали одинаковое облегчение, когда Фосетт повел их обратно, в свой кабинет.
