— Это невозможно.
— О Грегор… — заворчал он.
— Замолчи! — оборвал я демона, будучи не в силах терпеть его льстивое дружелюбие. — Я имперский инквизитор, служащий свету Золотого Трона Терры, а ты — порождение грязи и тьмы, служащее только самому себе. Ты — воплощение всего того, с чем я борюсь.
Он облизал губы. Клыки Вервеука за эти дни заметно вытянулись и стали белыми словно снег.
— Тогда зачем же ты связал меня, Эйзенхорн?
— Я и сам постоянно задаю себе этот вопрос, — сказал я.
— Тогда освободи меня, — вкрадчиво прошептал Черубаэль. — Сними с меня эти пентаграммные путы и отпусти. Это же выгодно нам обоим. Я уйду, и мы никогда не станем снова беспокоить друг друга. Клянусь. Позволь мне уйти, и покончим с этим.
— Неужели ты считаешь меня таким тупицей?
Он взлетел чуть выше, слегка наклонил голову набок и улыбнулся.
— Попытаться стоило.
Я был уже у двери, когда он снова окликнул меня по имени.
— Знаешь, я рад. Рад, что привязан к тебе.
— В самом деле? — без особого интереса спросил я. Он весело кивнул:
— У меня есть неплохой шанс окончательно совратить тебя.
На девятнадцатый день ему почти удалось провести меня. Когда я вошел в хранилище, он рыдал, лежа на полу. Я попытался проигнорировать его истерику и приступил к проверке печатей.
— Наставник! — Черубаэль поднял заплаканные глаза.
— Вервеук?
— Да! Прошу вас, наставник! Он отвлекся на мгновение, и мне удалось снова вернуть себе контроль над телом. Пожалуйста, освободите меня! Изгоните его!
— Бастиан, я…
— Я прощаю вас, наставник! Я понимаю, вы сделали все, что было необходимо. И я благодарен за то, что для выполнения этой трудной задачи вы выбрали именно меня! Но, пожалуйста, прошу вас! Пока я контролирую его! Изгоните его и избавьте меня от этой пытки!
Я приблизился к Вервеуку, сжимая рунный посох.
— Не могу, Бастиан.
— Вы можете, наставник! Сейчас, пока есть время! Ох, эти муки! Быть заточенным здесь вместе с этим чудовищем! Делить с ним общую плоть! Он вгрызается в мою душу и показывает мне такое! Это сводит меня с ума! Сжальтесь, наставник!
Я протянул руку и указал на сложную руну, начертанную на его груди:
— Видишь это?
— Да, и что?
— Это руна опустошения. Без нее невозможно осуществить заточение. Она освобождает тело-носитель от обитавшей в нем души, чтобы поместить в него демона. Проще говоря, она убивает первоначального хозяина. Ты не можешь быть Бастианом Вервеуком, потому что он мертв и был изгнан из этой плоти. Я убил его. Ты хорошо подражаешь его голосу, чего вполне можно было ожидать, учитывая, что у тебя его гортань и нёбо. Но при этом ты — Черубаэль.
Он со вздохом кивнул и снова взлетел, натянув цепи.
— Ты не можешь винить меня за эту попытку.
Я снова с силой ударил его по лицу.
— Нет, но могу наказать тебя.
Он никак не отреагировал на боль.
— Пойми это, демон. Твоя помощь слишком дорого стоила. И я ненавижу себя за то, что сделал. Но у меня не было выбора. Теперь, когда ты снова порабощен, я не собираюсь рисковать. Отныне главной целью моей жизни станет удержание тебя в неволе. Никто и никогда не скажет, что я устал или ослаб. Отныне ты в моей власти, и я не допущу повторения этой истории. Ты мой, моим и останешься.
— Ясно.
— Ты понимаешь меня?
— Я понимаю, что ты человек высокого благочестия и непревзойденной решимости.
— Хорошо.
— Только один вопрос: каково чувствовать себя убийцей?
Ранее я уже отмечал, что очень немногие граждане Империума могут распознать демонхоста или понять, что же он из себя представляет. Это правда. Но также верно и то, что в ряды осведомленных избранных входило несколько моих последователей. Тех, кто был со мной на 56-Изар, Иичане, Кадии, Фарнесс Бета.
Эмос и Медея, конечно, разбирались в таких вопросах. Я сам инструктировал их. И чувствовал, что Медея, как и Фишиг, хоть и смутно, понимает, кого мы привезли на борт «Милашки». Это порождало в ней тень сомнения.
А Эмос знал. Знал чертовски хорошо. Насколько я мог судить, ему было известно ровно столько, чтобы не сойти с ума. То есть практически все. Но он работал со мной дольше остальных, мы были друзьями и компаньонами дольше, чем я смел рассчитывать. Он доверял мне и не ставил под сомнение мои методы.
Вскоре я понял, что он не собирается даже касаться этой темы.
Меня такое положение вещей не устраивало. Поэтому я сам решил поговорить об этом открыто.
Удобный случай выдался на пятые сутки нашего путешествия. Поздней ночью мы сидели за двойным регицидом. Партия разыгрывалась на двух параллельных досках. На первой, перевернутой, были расставлены солдаты в качестве коронуемых фигур, а на другой игра шла по сложным, запутанным правилам с участием блуждающих часовых и со свободой создания регентов на белых квадратах после третьего хода… Единственный вариант старинной стратегической игры, над которой даже мудрому Эмосу приходилось напрягать извилины.
Мы потягивали лучший амасек, каким мог обеспечить нас Стартис.
— Наш пассажир, — начал я, беря фигурку сквайра, но потом опустил ее обратно, обдумывая следующий ход, — что ты о нем думаешь? Ты ничего мне не говорил.
— Я не думал, что вправе говорить об этом, — сказал он.
Я переместил сквайра к группе из трех солдат и тут же пожалел об этом.
— Убер, как давно мы дружим?
Вообще-то можно было заранее предположить, что он на самом деле станет считать.
— Мне кажется, что в первый раз мы встретились в седьмом месяце…
— Приблизительно, я имею в виду.
— Ну, друзьями мы стали несколько лет спустя, после нашей первой встречи, которая…
— Думаю, можно сойтись на том, что по грубым прикидкам мы дружим… очень давно?
Он задумался.
— Можно, — наконец неуверенно кивнул Эмос.
— И ведь мы до сих пор друзья, верно?
— О, конечно! Ну, по крайней мере, я на это надеюсь. — Он быстро взял моего правого василиска и закрепился на второй линии. — Разве нет?
— Да, мы друзья. И я советуюсь с тобой.
Убер кивнул.
— Иногда мне кажется, тебя даже не надо просить о совете.
— Кхм… — Собираясь походить йалем,[4] он поднял вырезанную из кости фигурку и стал разглядывать ее. — Меня всегда занимал йаль, — сказал он. — Геральдическое животное, история возникновения которого, судя по всему, уходит во времена, предшествующие Великой Ереси. Но что он собой представляет? Остальные фигурки имеют четкие аналогии, связанные с историческими традициями и структурой Империума. Но йаль… Из всех фигур в регициде он единственный остается для меня загадкой…
