– Не первую неделю здесь околачиваюсь, – вздохнул Кауди. – Знакомых полно… работы только почти нет.
– Так и у нас нет. Нехай нас рассчитал, решил, видимо, что справится своими силами.
– В команде больше шансов получить новый контракт. Замолвишь за меня словечко перед вашей старшей? По старой памяти.
– Представить тебя я могу, но… всё зависит от впечатления, которое ты произведёшь на Суги.
– Я думал, к тебе она прислушивается. Ну, раз надо, значит, произведём, – улыбнулся Кауди.
Мерно поскрипывающий официант – мода, что ли, такая пошла в Галактике, не смазывать их из принципа? – принёс Таю две кружки с местным элем. Одну из них бывший падаван галантно предложил Осоке. Она сделала отрицательный жест, нет, мол, спасибо. Кауди, пожав плечами, отхлебнул хороший глоток, взял кветарру, провёл пальцами по струнам. Помнится, музыке он учился ещё в Храме и, похоже, не оставлял этого занятия и потом, потому что инструментом овладел в совершенстве. Медленная, немного грустная мелодия лилась, струилась так тихо, что её услышали лишь ближайшие столики да пара существ, принадлежащих к видам с особо острым слухом. Осока увидела, как насторожил остроконечные уши ботан у стены, прислушиваясь, а затем удлинённая морда его расплылась в довольной улыбке. Мотив «Течение времён» знали в Галактике очень хорошо. Написанная ещё до войны Макса Джандоваром на старинную балладу набуанского поэта Омара Беренко, песня не теряла популярности лет десять, если не больше. Как видно, не только среди людей и хуманов. Плавный переход – и вот уже звучит «Звёздный танец» Миркла Мерико. Да в какой аранжировке! Осока не могла припомнить, чтобы этот хит Голонета исполняли в лирической манере. И не заметила, когда Кауди начал подпевать мелодии голосом. Именно так – он не аккомпанировал пению, как большинство менестрелей, а позволял вести партию струнам, оставляя голос на заднем плане. А он неплохо поёт, подумала Осока, совсем неплохо. Обычно у менестрелей вокальные данные средненькие, особенно у мужчин, они предпочитают «брать» текстами и нехитрой, зато хорошо поющейся мелодией. Раз услышали, и влёт подхватили. Тай выгодно от них отличался не только приятным тембром, но и особенной, проникновенной глубиной, не хуже иных оперных певцов. Осока прикрыла глаза и слушала, одновременно размышляя о своём. Пожалуй, чуть-чуть Силы, и Кауди мог бы очаровать своим исполнением кого угодно. А может, иногда этим и занимался? Тут Тай заиграл вариацию из «Весенней симфонии» Тофли Аргалы, и Осоке пришлось его прервать.
– Стукну, – сказала она, выпрямляясь на стуле.
– С чего так?
– Впечатление надо производить не на меня, на Суги. Я тебя и так знаю давно.
Не объяснять же ему, в самом деле, какие воспоминания вызывала у неё эта мелодия? А вспомнила Осока, как эту же мелодию слушала сенатор Амидала. Падме. И даже на мгновение увидела её мысленным взором. Почему-то совсем не ту, домашнюю Падме, что запомнила тогда, а официальную, прямую, как струна, преисполненную достоинства в каждой чёрточке, будто вновь стоящую на трибуне Сената… или на церемонии погребения. Лишь глаза глядели так же, как тогда, задумчиво и чуточку печально. Осоке было больно, очень. Больнее, пожалуй, вспоминался только Учитель Скайуокер, Небошлёп, как когда-то звала она его в шутку. Тем не менее, она совладала с собой, и Тай ничего не почувствовал. Заиграл что-то ещё, лёгкое, ненавязчивое. Сказал тихо, на фоне музыки:
– А вот и твои идут.
Да, это были Суги и Эль-Лес. Осока представила Кауди как своего «хорошего знакомого по прежним временам», сделав паузу перед именем, и он, правильно сообразив, что от него требуется, подхватил:
– Мой позывной «Хенч».
Осока только усмехнулась. Слово это на жаргоне означало «паж» или «прихвостень». Скорее всего, таким образом Кауди обыграл своё прошлое падаванство. Забрака и аркона заказали лёгкую выпивку, поджидая остальных, а Тай, как ни в чём не бывало, продолжал музицировать, не заводя разговора о деле. На аранжировки без слов он больше не разменивался, пел вдохновенные авторские песни, что называется, «о доблестях, о подвигах, о славе». Самой Осоке это, пожалуй, показалось бы несколько пафосным, однако, Суги слушала с удовольствием, на губах её играла одобрительная улыбка. Тихонько подошедшая Фани не стала мешать, уселась за соседний пустой столик, жестом попросила бармена прислать дройда-официанта. Кауди, разумеется, не мог не почувствовать её появления, и решил, что настал момент для главного припасённого хита.
Мы уходили воевать
А за стеной стояла знать,
И ставила на тех, кто победит.
Гремел войны девятый вал
Но никого не волновал
Локальный затянувшийся конфликт.
Мы ничего им не должны
Солдат воспитан для войны,
Не станет нас – и мир не обеднел!
Мы не стремимся умереть
Но мы привыкли к слову «смерть»…
Страшнее оказаться не у дел.
Судьба ведёт наёмника сквозь тысячи дорог
На перекрестье городов и стран.
Театр военных действий пройден вдоль и поперёк
Использован, как собственный карман!
Ты много сделал для войны
Когда смотрел со стороны,
И ей достался целый континент.
И чтоб самим не воевать
Полмира нужно запугать —
Оружие поднимется в цене.
И новый примется кумир
Бороться армией за мир,
Но армии до мира дела нет.
К чему награды и чины?
Нам подавай сто лет войны —
И ни единой бойни за сто лет!
Судьба ведёт наёмника сквозь тысячи дорог
На перекрестье городов и трасс.
Театр Последней Битвы пройден вдоль и поперёк
И с нами Сила – кто же против нас?!
– Славно. Эту я ещё не слышала, – с той же доброжелательной улыбкой произнесла Суги. – Твоя?
– Что Вы, нет, одна знакомая дама сочинила, – отозвался Кауди. – В доках на Лантиллисе работает, инженером по гипердрайвам.
– Понятно. Ну, что же, а теперь перейдём к делу. Что ты от нас хочешь?
– Возьмите меня в команду. Временно, до выздоровления мистера Хиевайди.
– Хм. Менестреля – в команду?
– А что, Суги, в некоторых игрухах менестрель – самый неубиваемый персонаж, – блеснула осведомлённостью Фани. Осока тихо закатила глаза, не осознавая, что делает это точь-в-точь как сенатор Амидала: надо же, эта фанатка ещё и сетевыми играми увлекалась!
