Дина склонила голову, ну а следом зазвучал нестройный хор одобрения.
— Тогда клянитесь! — сказал Кирилл. — Если хотите знать то, что глаз не видел, и ухо не слышало, и на сердце человеку не пришло, знать верховное благо, возвышающееся надо всем…
Эту клятву придумал гностик по имени Иустин, и до двадцать первого века от его сочинений дошли лишь обрывки.
Они повторяли, послушно шептали то, что он говорил, от тринадцатилетнего Тимохи до Арсения Викторовича, которому вряд ли было меньше семидесяти. Вроде бы разумные, образованные люди воспроизводили бредни, отброшенные как интеллектуальный и религиозный сор еще в древности.
Нельзя сказать, что Кирилл испытывал какую-то особенную симпатию к учению гностиков, нет, просто он знал о нем достаточно, чтобы создать нечто удобоваримое, и помнил множество «священных» текстов. Кроме того, он понимал, что использующиеся в учении христианские термины и упоминание имени Иисуса вызовут доверие к новой идеологии.
Не особенно умный человек может даже подумать, что это разновидность православия.
— Вы произнесли это, — заключил он, когда немного отстававшая Клавдия Петровна замолкла, — и теперь вы принадлежите к числу тех, кто, как сказал апостол Фома, «блаженны единственные и избранные, ибо вы найдете царствие. Ибо вы от него, и вы снова туда возвратитесь».
Умение видеть и чувствовать, что происходит со слушателями, относится к числу качеств, необходимых оратору, Кирилл владел им в полной мере. Он почувствовал, что его «последователи» устали и ошеломлены, и дальнейшие речи будут столь же бессмысленны, как полив бархана.
— На сегодня достаточно, — проговорил он. — Приступим же к трапезе.
Ужин прошел в необычайном молчании: параллельно с пережевыванием пищи материальной все усваивали пищу духовную.
После ужина в комнату Кирилла проскользнула Дина и, не успел он сказать хотя бы слово, опустилась на колени.
— Я пришла покаяться, — обронила девушка, глядя в пол.
— Э… в чем же? — спросил бывший журналист, чувствуя себя на редкость неловко.
Одно дело — произносить речи, и совсем другое — принимать исповедь, выслушивать рассказ о грехах, точнее о том, что другой человек считает грехами, и снимать тем самым тяжесть с его души. Нет, он не был готов к такому повороту событий.
— Я грешна. — Дина стрельнула глазами, вновь опустила их, но Кирилл понял, что краснеет. Он ощущал идущее от девушки мягкое притягательное тепло, ему было приятно даже смотреть на нее. Дина продолжила: — До того, до того как все это случилось, я жила неправильно: тусовки, парни, дорогие тачки, вечеринки в клубах, золотые цацки…
— Так, стоп! — поспешно перебил он. — Ты хочешь мне поведать о делах того мира?
— Ну, да…
— Но ведь тот мир не стоит ничего. — Кирилл покачал головой. — И как сказал тот же апостол Фома — «кто нашел мир — нашел труп, и тот, кто нашел труп — мир недостоин его».
— Но как же… — Дина выглядела ошеломленной и недовольной.
— Рассказывая о делах, причастных к тому миру, ты умножаешь их, — сказал Кирилл. — Из того мира нужно бежать, избавляться от всего, что тебя с ним связывает, так что иди и подумай над этим.
Она помялась немного, затем поднялась и вышла.
Она наверняка хотела остаться, побыть с Кириллом наедине, да и он был не против, только не мог этого себе позволить — только что изрекал высокие истины, а через полчаса заманил в комнату сексуальную девицу.
Это вызовет не почтение и уважение, а разочарование и злобу.
— Иначе никак, — проговорил Кирилл негромко, едва за Диной закрылась дверь.
Эх, если бы они встретились при других обстоятельствах… Если бы они встретились при других обстоятельствах, такая цаца, привыкшая к хорошей жизни и богатым мужикам, на него даже и не взглянула бы. Да, это не Мила, разглядевшая что-то в тощем детдомовце и вышедшая за него, несмотря на протесты родителей.
То ли оттого, что вспомнил о жене, то ли по какой еще причине, но этой ночью Кириллу явился сон, что снился долгое время после ее гибели: пустая дорога, переходящая ее женщина, и несущаяся с диким ревом машина, похожая на болид «Формулы-1».
Он знал, что все произошло не так, но видел почему-то именно это.
Проснулся Кирилл в холодном поту, а затем долго не мог уснуть, лежа в полной темноте, вслушиваясь, как шумят за окном деревья, завывает вдали собака и ходит около ворот позевывающий часовой.
А утром, после завтрака, Кирилл заявил, что хочет пойти «на добычу».
— Но вы… ты же ранен, — возмутился Федор, услышав эту просьбу.
— Не настолько сильно. Вон, Клавдия Петровна подтвердит.
Рыжая врачиха заявила, что рана зарастает хорошо, и что «больному» ходить можно, разве что таскать тяжести не рекомендуется.
— Я с тобой пойду, — заявил Серега. — Одного не отпущу. И еще пару человек нам дайте.
Федор почесал нос, и согласился.
Вскоре они уже выходили из ворот. Впереди шагал кудрявый Дима, а прямо перед Кириллом — рыжая Ирка, и оба с рюкзаками. Бывший десантник оказался позади, и за спиной его тоже болтался рюкзак, большой, туристический, с каркасом.
Без груза остался только «Сын зари».
Двинулись в сторону поднимавшихся над зарослями высоток.
— Мы там почти всё осмотрели, — рассказывал на ходу Дима, — но один дом остался. Сегодня в него заглянем. Счастье еще, что этот район мало пострадал от пожаров, только отдельные квартиры сгорели.
За поворотом они уткнулись в груду ржавого железа, некогда бывшую двумя автомобилями. Водители уснули вместе со всеми и погибли, когда машины столкнулись. Ну а тем, что уцелело после пожара, занялись падальщики.
«Почему же звери не трогали тех, кто спал? — подумал Кирилл, глядя на белые кости. — Тогда бы сожрали всех, ведь от мух, тараканов и муравьев не укроешься нигде, разве что в подводной лодке. Да и там бактерий полно. Всё это и вправду похоже на чудо. Неудивительно, что моим бредням верят».
Главное — допустить возможность того, что чудо возможно в принципе. А дальше все идет намного легче.
Дорога пошла вверх. Они миновали небольшой стадион, заросший густым кустарником, из которого торчали футбольные ворота и фермы с остатками баскетбольных щитов. Прошагали через арку в выстроенном буквой «П» доме и оказались в просторном дворе.
— Вон тот, — сказал Дима, указывая вперед, где виднелась одноподъездная высотка. — Начнем сверху, как обычно.
— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — добавил Кирилл.
— Это всегда н-надо г-говорить? — спросила Ирка, поглядев на него с опаской.
