Такие слова никогда не гаснут. Улетели давным-давно… а, поди, до сих пор бьются в заглушающем всё пухе облаков.
«Клянусь, под неусыпным взором Вечного Неба, всегда помнить… »
Он помнил эти слова, И другие, вылетевшие из уст Темучина: «Верных людей надо готовить с молодости, чтобы мужали вместе с тобой, чтобы знали и помнили, что без тебя они — ничто на этой земле».
…Походный лагерь уже стряхнул с себя дрёму. Всадники седлали коней, подгоняли упряжь. Будоражащим металлическим голосом завыла труба дунгчи Тасигхура. Ей ответили дунгчи остальных восьми тысяч Чёрного тумена. С небольшим запаздыванием спереди долетела далёкая песнь труб шестого тумена, именуемого Белым. Остальные четыре тумена Орды безмолвствовали, должно быть, отстали не менее чем на полдня пути.
Тому имелось объяснение… Третий, самый потрёпанный в боях тумен, был переведён в арьергард, где, восстанавливая силы, покуда охранял многочисленные обозы с ранеными и огромной военной добычей. Второй и четвёртый корпуса окружали ставку Великого Хана, потому двигались в полной боевой готовности, не снимая с уставших лошадей броневого снаряжения. Там же была и вторая тысяча гвардейского тумена, непосредственно окружавшая ставку повелителя живым щитом. Пятый — Гнедой тумен, — рассредоточившись на тысячи и сотни, уже третий день сопровождал основную часть Орды, двигаясь в многочисленных дозорах по обе стороны от главного пути.
После обмена звуковыми сигналами, означавшими «Всем! Внимание!», степь притихла.
И вновь, по указанию Хасанбека, поднёс Тасигхур к губам свою серебряную трубу. Взвилась ввысь пронзительная короткая песнь и зависла, увязла в мягком пухе облаков. Услыхав её, разгладились суровые лица воинов.
«Готовиться к строевому смотру!»
Даже хлопотный дотошный смотр сейчас давал войскам желанную передышку. Не было больше смысла гнать вперёд колонны всадников — враг не далее чем в одном дневном переходе. И пока подтянутся основные силы Орды, её авангард успеет полностью подготовиться к предстоящей битве. А как лучше и быстрее всего привести в порядок измотанные рассредоточившиеся отряды?
Отозвались дунгчи Белого тумена. Подтвердили полученную команду.
И в третий раз, уже для своих нукеров, запела труба Тасигхура: «На коней! Сократить дистанцию!»
Степь снова зашевелилась, ожила, залязгала железом. Зафыркала. Заржала. Всадники быстро отыскивали свои, единожды определённые, места в строю. Железная дисциплина и выкрики-команды расторопных десятников и сотников — словно гигантская невидимая прялка — вытягивали шевелящуюся живую массу в правильные нити. Наверное, именно так с заоблачных высот выглядели заполонившие степь лавы вооружённых всадников, которые постепенно вытягивались в сторону Чжунсиня тремя стройными колоннами…
Покачиваясь в седле, Хасанбек выхватил взором главное — несуетливые действия командиров, что отдавали своевременные распоряжения; слаженные перемещения гвардейцев; тугую чешуйчатую змею-колонну, входившую в походный ритм. Потом разглядел на самом горизонте скопление шевелящихся точек. Авангард оказался дальше, чем он думал.
Ехали полурысью. Мерный неспешный аллюр успокаивающе действовал на темника. О завтрашнем дне думать не хотелось. Что толку, если не можешь разобраться в сегодняшнем. Что происходило в Орде за последний месяц? Этого, пожалуй, не мог объяснить даже Хасанбек. Хотя и был он по роду своих обязанностей к Великому Хану ближе, чем все остальные нойоны.
Что творилось вокруг Белого Девятиножного Знамени?
Волевым людям обычно не хватает ума, умным — крепкой воли… Первый ордынский темник был храбр и расчётлив. Твёрд и рассудителен. Что особенно ценно при остром уме, которым он также не был обижен.
Хасанбек ведал многое… Это скорее мешало, чем помогало ему в жизни. Многие знания эти приносили неисчислимые думы. Наполняли его, как сосуд, тягучей неизбывной печалью, разъедали изнутри. Например, знал Хасанбек, что была у Великого Хана не только своя гвардия, ведавшая всеми делами внутренней и внешней безопасности, но и тайная разведка, о промыслах которой было неведомо НИКОМУ.
Эти люди возникали внезапно. Показывали заветные всесильные дощечки с печатями — пайцзы, — выданные самим Повелителем Вселенной. Доставали их из самых неожиданных мест, из богатых одеяний или из клочьев драных лохмотьев. О чём-то секретничали с Великим Ханом. И точно так же, внезапно, исчезали.
Посланники…
Эти также появились негаданно. Показали странную незримую пайцзу, обозначенную в воздухе затейливыми словами. И признал хан пришлых людей за своих. Вначале нехотя, а затем всё больше и больше советовался с ними. Называл по именам…
Ох, не доверял им Хасанбек! Кожей чуял угрозу, исходящую от этих чужеземцев. И ничегошеньки не мог сделать. Разве что, молчаливо скрипеть зубами, натыкаясь на них взглядом. Кусмэ Есуг. И Дэггу Тасх…
Темник уже не раз ловил себя на мысли, что готов преступить запрет хана… лишь бы уничтожить раз и навсегда возможную угрозу жизни Повелителя. Его даже не пугало последующее за этим наказание. Пусть, коль так угодно Небесам… Не ему разбираться в хитросплетениях судеб. Уничтожить! Растереть в пыль этих червей! А там… Может быть, чего-нибудь да стоит то памятное, некогда обещанное ханом, избавление от наказаний за девять преступлений? Тем более, что за все последующие годы и годы походов — не заслужил преданный хану витязь ни единого наказания. Не от чего было избавлять. Так ужель не потянут те девять избавлений на одно, ЦЕЛОЕ И БОЛЬШОЕ?
Сколько раз он обдумывал, как бы получше, а главное — необъяснимее для других лишить жизни этих самозванцев. При ином раскладе и с кем-то другим — можно было бы подстроить всё так, чтобы ещё и заслужить благодарность Великого Хана за бдительную и самоотверженную службу…
Всё можно бы… И уже не страшил его, как прежде, ханский гнев. Что-то изнутри подсказывало Хасанбеку — не разменяется хан на жизни этих Посланников ЕГО ЖИЗНЬЮ. А уж коль ошибается верный темник, значит, уже не место ему на такой ответственной службе, как охрана ханской жизни. И пуще всего казнил он себя за ту мимолетную растерянность при первой встрече с этими людьми! Уже давным-давно обглодали бы стервятники их кости, выклевали эти пугающие глаза, наполненные серой водицей.
Чуял верный темник коварство этих двух змеев, по своей ли воле, по наущению ли заползших в их лагерь и свернувшихся до поры в тёплый комок на груди Великого Хана. Ох, чуял! Да вот только не мог никак высчитать — когда и где ждать удара? А в том, что удар непременно последует, не сомневался ни капли.
