— И довольно давно, по моим последним сведениям. Жаль только, что сами сведения я получил недавно…
— А сам он… все еще человек? — спросила Эссиль.
— Признаться, у меня нет уверенности в этом, — ответил господин бургомистр. — К сожалению, мои сведения недостаточно точны и удручающе фрагментарны.
Эссиль выдохнула.
— Что за обряд?
— Они хотят… вернуть своих Богов… Вернуть Стаю.
Эссиль содрогнулась.
Ни один из ныне живущих людей не застал кровожадные божества, обликом напоминающие огромных псов или волков, которых когда-то именовали Стаей, и даже самые старые из эльфов едва помнят те времена, но легенды и предания о Стае полны ужасающих подробностей.
Людям удалось уничтожить кровожадные божества и рассеять их служителей и жрецов. Пало и государство, где чудовищная религия была объявлена господствующей. Храмы сожгли и разрушили, жертвенники уничтожили при помощи магии, статуи Стаи расколотили и обломки захоронили глубоко под землей.
С тех самых пор и продолжается охота на жрецов и их порождения. В отличие от своих богов, они оказались на удивление живучими. Гибель богов лишила их многого: солнечный свет теперь ослаблял их вплоть до невозможности бодрствовать днем, серебро превратилось в яд, многие безвредные заклятья стали смертоносными, но жрецы держались. Прячась в заброшенных подземельях, они продолжали творить свои жуткие ритуалы, и покончить с ними никак не удавалось.
А вот возвращать своих Богов к жизни они не собирались. Не было у них такого желания, ведь то, что раньше доставалось Богам, теперь принадлежало самим жрецам. Им уже не нужно было, принося своим божествам кровавую жертву, довольствоваться крохами силы — они могли забирать себе все.
«Жадность — важнейшее человеческое качество, — не раз говорила по этому поводу старая Кенна Морилан. — И какое счастье для всего мира, что, утратив все человеческое, жрецы Стаи сохранили именно это свойство! Оно спасает нас от ужаса нового пришествия Стаи. Спасает надежнее любых заклятий на свете!»
— Не может такого быть, — сказала Эссиль. — Ни один из жрецов Стаи, ни один иерарх…
— Это те сведения, что у меня есть, — развел руками господин бургомистр.
— А откуда они у вас?
— Это мое дело, госпожа Крэй. Я выдал вам снаряжение, указал источник опасности для города — невероятной опасности, на мой взгляд, поделился той информацией, что у меня есть… Чего вам еще? Вы клялись защищать город. Выполняйте вашу клятву!
— А вы уверены… что ваша информация правдива?
— Она может быть ошибочной, — подумав, промолвил господин бургомистр. — Но она не может быть ложью. Я нанимал серьезных специалистов, расследование проведено качественно. Вот насчет обряда, возможно, и впрямь ошибка: среди моих специалистов нет ваших коллег. Увы, когда я начинал это расследование, то подозревал банальную контрабанду… может, парочку убийств неугодных людей… Мне и в голову не могло прийти, что здешние «хозяева города» свяжутся с вампирами. Так что насчет ритуала и впрямь возможны ошибки, но… Если это, не приведи Боги, правда… Вы представляете, что это значит?
Эссиль невольно поежилась.
— Для того, чтоб представить себе тот кровавый хаос, что нас ожидает, не нужно быть охотником, — добавил господин бургомистр. — Сказки о Стае все слышали в детстве, и если хоть сотая часть из этого правда…
«Если нашелся какой-то сумасшедший жрец, решивший вернуть уничтоженную Стаю… Если предположить, что ему это удастся…»
— Я… понимаю, почему вы не надеетесь, что гонцы доскачут до столицы… — промолвила Эссиль.
— Я даже в городской страже не уверен, — с горечью промолвил господин бургомистр. — Запугать можно и самого отважного. А у многих стражников — семьи. Нам с вами повезло, госпожа Крэй, у нас никого нет. Нам не нужно бояться за близких…
Господин Ласфар вздохнул.
— Я, конечно, послал гонца в ближайший военный гарнизон, но…
— Городская стража для сражения с тварями все равно не годится, — сказала Эссиль.
— А про гонцов мы уже говорили, — промолвил бургомистр. — Вот и выходит, что у меня остался один-единственный солдат… против неизвестно чего…
Быть одним-единственным солдатом «против неизвестно чего» Эссиль не улыбалось.
— А городские маги? Если сбить их в ударный отряд? — предложила Эссиль.
— Они штатские, — печально ответил господин бургомистр. — Как я могу?
— А если по законам военного времени?
— Так ведь войны нет.
— Если все обстоит так, как вы говорите, считайте, что есть. И только от нас зависит, кто победит. Потому что, если Стая вернется на землю, никакая армия нашему королю уже не понадобится. Стая подомнет нас. А потом… потом ее, конечно же, уничтожат общими усилиями и ценой многочисленных жертв. А заодно с ней и нас тоже. Как Эшшару.
— Разве они не сами предались злу? — спросил бургомистр. — Во всех сказках говорится, что они сами поклонились Стае.
— Сами, — ухмыльнулась Эссиль. — Конечно, сами. Вот подойдет к вам иерарх или старший жрец Стаи и наложит заклятие. И вы сами не заметите, как предадитесь злу. И удивляться будете лишь тому, как это до вас раньше не доходило, что пить нужно именно кровь.
Бургомистр коротко, рвано вздохнул.
— Идите, госпожа Крэй… выполняйте свой долг…
Эссиль встала, подумала, потом принялась быстро надевать новенькое снаряжение.
— Что ж вы мне выйти не сказали? — смутился господин бургомистр. И быстро отвернулся к стене.
— Я не собираюсь раздеваться догола, — откликнулась Эссиль, застегивая наколенники. — А если бы и собиралась… какая, к демонам, разница? Эх, мне б еще «свечей» побольше, я б устроила тварям такую красочную ночь…
Господин бургомистр кашлянул и вновь полез в ящик стола.
На стол перед Эссиль лег туго набитый мешочек.
— Здесь пятьсот золотых, госпожа Крэй, — просто сказал он. — Можете тратить все.
— Сколько?! — ахнула Эссиль.
— Это не из казны, — строго сказал бургомистр. — Мои личные сбережения. Отдаю на правое дело.
Эссиль посмотрела на господина бургомистра, как на сумасшедшего. И поверила во все, что он ей рассказывал. Не бросаются люди, подобные господину бургомистру, такими сумасшедшими суммами за здорово живешь. Такие люди вообще деньгами не бросаются.
Она взвесила мешочек в руке.
— Вы ведь не надеетесь остаться в живых, господин бургомистр, — промолвила она, внезапно уловив чувства сидящего перед нею немолодого, усталого человека.
