— След крупный?
— Очень. Это не медведь, не тигр… Пятка узкая, почти не давит на снег. От нее остался слабый отпечаток. Напротив, пальцы мощные, их четыре. На корке также виднеются четкие проколы. Я измерил их глубину, она составила около десяти сантиметров.
— Ты хочешь сказать, что проколы — это звериные когти, длина которых десять сантиметров?
— Да. Зверь передвигался на четырех лапах, причем основной вес приходится на передние.
— Но ты же нашел только один след!
— Так точно! И я полагаю, что это след задней ноги. Она практически не нагружена.
Алексей повернулся в сторону темной чащи. Свет костров только сгущал мрак между деревьями. Информация сержанта о таинственном звере бодрости не прибавляла. Калинин невольно поежился.
— Можешь себе представить, — произнес Алексей, — что где-то там, в темноте, бродят невиданные звери с когтями длиной в десять сантиметров?
— Я нашел только один отпечаток, — сказал Ермолаев. — Он очень старый…
— Ладно. Я поговорю со старшиной, чтобы он выставил охрану по периметру лагеря.
Ермолаев кивнул. Калинин отпустил сержанта, а сам в задумчивости опустился на снег. Рассказывать старшине о загадочном звере, конечно, не стоит. Охрана и так будет выставлена, а вот усугублять конфликт с Семеном Владимировичем неразумно. Боже, как он устал за этот день! Первый день командования ротой. Сколько вопросов, сколько ответственности! Бойцы словно не замечали его приказов, старшина вспыхивал по любому поводу. Только политрук Зайнулов как-то поддерживал его, да рядовой Приходько иногда поднимал настроение своими шуточками.
За целый день Алексей съел только треть котелка каши на завтрак и половинку булочки с маком после полудня. Но голода не чувствовалось. Он ощущал только неимоверную усталость. А еще головокружение. Калинин раньше слышал это выражение — голова идет кругом от забот. Теперь он осознал смысл этих слов в полной мере. Мир как будто немного сдвинулся, и от этого сознание с трудом воспринимало окружающую действительность.
Он как бы посмотрел на всё свежим взглядом. Создавалось впечатление, что совсем недавно, возможно, вчера, он заснул дома в постели, а проснулся в этом дремучем лесу в окружении чужих людей, на лицах которых лежит печать войны. Словно кто-то могущественный, почти бог, кинул его к этим людям и заставил командовать ими. А кем был Алексей до этого? Начинающим ученым, «очкариком». Чужое! Всё вокруг чужое!
Калинину внезапно захотелось оказаться дома, в теплой постели. Или за любимым письменным столом рядом с книжным шкафом, который стал почти родным. Оказаться там и не думать ни о чем! Погрузиться в мир книг и фантазий.
Если бы кто-то посмотрел на него со стороны, то обнаружил бы, что молодой лейтенант смотрит в пустоту перед собой и мечтательно улыбается.
Калинин спал. Он уснул прямо так, сидя на снегу, уронив голову на грудь. Снилась ему дача родителей. Было лето. Он сидел за столом, у которого были гнутые ножки, а фанера на столешнице вздулась и потрескалась. Солнце здорово припекало сквозь стекло веранды. Мама только что принесла полную тарелку клубники, посыпанной сахаром. Алексей уже съел одну, и желудок был переполнен.
— Нет, мама, я больше не хочу клубники! — Мама раскрыла рот и закричала:
— Саша!
Кто-то тряс Калинина за плечо, вырывая из сладкой дремы. Последним в сновидении было ясное ощущение, что он всё-таки не Саша, а Алексей.
Калинин открыл глаза. Оказалось, что будил его политрук.
— Извините, Алексей Витальевич, — деликатно произнес Зайнулов. — Но клубники у меня нет, даже если вы не хотите ее.
— Я, кажется, уснул, — сказал Калинин, протирая глаза. Посмотрел на часы. Прошло всего тридцать минут.
Что-то непонятное творилось в лагере. Солдаты не сидели спокойно у костров, а, поднявшись на ноги, уставились в темноту между деревьев.
— Саша!! — громко звал кто-то. — Парамонов!!
— Что случилось? — спросил Калинин.
— Рядовой пропал.
Алексей встал. Издали раздалось лошадиное ржание. Ротная лошадь Дуня волновалась. Калинин кинул мимолетный взгляд в ее сторону и повернулся к Зайнулову:
— Давно он исчез?
— Никто не знает. Последний раз его видели час назад. Командир отделения произвел перекличку, и рядовой Парамонов не отозвался.
Из темноты вынырнул старшина.
— Пока ничего не нашли, — сообщил он. — Следов, указывающих, что он ушел в чащу, не видно. Быть может, побрел по дороге к выходу из леса.
— Зачем? — удивился Калинин.
— Я не папа римский, чтобы у меня были ответы на все вопросы! — резко отозвался Семен Владимирович. — Что делать будем?
— Нужно искать, — сказал Калинин.
— И как? — спросил старшина.
— Нужно прочесать лес, — объяснил Алексей.
Старшина фыркнул:
— Опомнись, лейтенант. Мрак такой, что даже пальцев своих не разглядеть. Мы в неизвестном лесу и не знаем, где он кончается. Я отправлю на поиски взвод, и вместо одного пропавшего солдата у нас будет дюжина!
— Темно, — согласился со старшиной Зайнулов. — Снег глубокий. Нужно ждать. Возможно, он скоро вернется.
Калинин снова начал злиться:
— Но ведь пропал человек!
— Пропал — найдется, — сказал старшина. — Если решил прогуляться по дороге, ничего с ним не случится. Если…
— Что «если»?
— В случае этого «если» твои поиски ничего не дадут, лейтенант!
— Надо усилить охрану лагеря, — сказал Зайнулов. Старшина кивнул, приложил руку к виску, отдавая честь, и скрылся. Зайнулов ушел вслед за ним.
Злость поднялась в Алексее. Он стал нервно бродить взад-вперед, пиная носком сапога снежные комья. «Я не командир в роте! — пришел он к неожиданному выводу. — Я совершенно не командую солдатами! За меня это делают старшина с политруком. Я словно кукла. Меня показывают солдатам, говорят, что я их командир, а когда дело доходит до настоящих приказов, меня никто не слушает, а приказы отдают старшина с политруком, и все их выполняют!»
Калинин внезапно понял, что ему следует сделать.
Сергей Вирский вместе с остальными красноармейцами пытался разглядеть что-нибудь в суровой темноте промеж деревьев. Бойцы были напряжены и нервничали. Ни у кого не возникало желания сойти с дороги, чтобы окунуться во тьму.
— Сволочи, — пробормотал Вирский.
Ни один из красноармейцев не обратил внимания на его слова. К кому относилось ругательство, Вирский и сам не знал. Оно просто вырвалось.
— Сволочи, — повторил он.
Сволочами у Вирского были командиры, которые сейчас стояли в стороне и обсуждали, стоит ли входить в лес. Сволочами были немцы, которые находились в этом же лесу. Сволочью был пропавший красноармеец. И, наконец, те неведомые силы, которые заставили рядового Парамонова отправиться в лесную чащу.
