и без официоза. Всё-таки не чужие люди, — подмигнул я. — Скажи, может как-нибудь получится сделать так, чтобы эта история не получила большой огласки? Всё-таки девчонки молодые, сломать жизнь им можно легко. Да и ты сама почти им ровесница, должна же понимать горячую кровь...
Постарался сделать подмигивание как можно двусмысленнее, чтобы она точно поняла тонкий намек на толстые обстоятельства.
— Изаму-кун, — покачала головой Наоки. — Ты понимаешь, что это будет очень и очень непросто сделать? На счастье твоя подруга успела скинуть сообщение, ты мне маякнул и мы успели перекрыть утечку информации в прессу. А так могло бы случиться и не очень хорошее... И не напрягайся ты так с комплиментами, я вовсе не молода, мне чуть ли не в два раза больше лет...
Ага, пошла ложная скромность. Что же, это тоже намек на то, чтобы я сказал какую-нибудь пафосную глупость вроде того, что в её возрасте женщины распускаются в полной мере и становятся как усладой для глаз, так и утешением для души...
А вот хрен ей!
Если мы поведем диалог в комплиментах и словесных изысканиях, то не закончим и к утру. А в это время девчонки протрезвеют, осознают происшедшее и, возможно, раскаются. После раскаяния Кацуми подключит мощную артиллерию в виде собственного отца, который...
Господин Утида явно свяжет произошедшее со мной. Всё-таки как-никак Шакко моя подручная, да и выпивали, судя по всему в моём кафе... Тут не ходи к гадалке, чтобы понять, какое "дурное влияние" оказывает белобрысый хинин на его дочь. Самым оптимальным решением будет решение наказать дочь и прекратить всё наше общение. А этого мне очень и очень не хотелось.
Пришлось принимать крайние меры. Я вскочил и ударил ладонью по столу.
— Да чего ты мелешь? — тут я проговорил противным голосом, гадко пародируя Наоки: — Чуть ли не в два раза больше лет... Да тебе больше двадцати никто не даст!
От неожиданности глаза Наоки распахнулись, а после до неё дошел смысл сказанного:
— Изаму-кун, не надо так резко вскакивать. Я же и испугаться могу. А испуганная женщина...
Я заметил, как её глаза блеснули, а потом они опустились на уровень моего паха. Ага, дерзкий комплимент возымел своё действие. Теперь надо развить успех. Деньги Наоки не возьмет, а вот кое-что другое...
— Наоки-тян, вам очень сильно идет быть испуганной, — с улыбкой произнес я и скользнул к дверям. — Блеск ваших глаз ослепляет не хуже револьверной вспышки.
Болтая так, я закрыл дверь на замок. Брови Наоки взлетели вверх. Она с интересом смотрела, как я неторопливо приблизился на расстояние вытянутой руки. После этого она поднялась и прижалась к стене. И на этот раз испуга в глазах уже не было.
Во как, она приняла игру...
— Да что ты такое говоришь? Я уже дрожу, как сталь катаны после удара...
— Катана мастера легко входит в хорошие ножны. И сталь остается крепкой даже после долгого нахождения внутри, — проговорил я и легко ударил по стене ладонью, склонив голову над челкой Наоки.
Она чуть съежилась, а потом закусила нижнюю губу:
— Не думаю, что это поможет выходу вашей подруги из камеры предварительного задержания...
— Да? А что поможет? — я вдыхал запах её волос и чувствовал, как внизу живота твердеет клинок.
А ведь как раз туда были устремлены глаза Наоки. Я чуть дернул тазом и с удовольствием увидел возникший на щеках Наоки румянец. Её дыхание чуть участилось.
Кончиками пальцев я даже почувствовал, как сильнее забилось её сердце. Да — сердцебиение начало передаваться по стене. Или у меня такое обостренное восприятие, что я мог ощущать такие незначительные колебания?
— Если все четверо заберут заявления, — еле слышно проговорила Наоки. — Но это вряд ли, они знают, что их била аристократка, продолжательница рода Утида...
Я сунул руку в карман и достал телефон. Выбрать нужный номер было делом одной секунды. Руку от стены я не отнимал, всё также нависая над лейтенантом полиции.
— Да, босс! — откликнулся Тигр.
— Ситуация такая, — отчеканил я. — Возьми с собой Малыша и поезжайте в городскую больницу номер пять. Туда сегодня поступили четверо избитых мужчин. Одного зовут Кикути Акихико... Вам надо их вежливо попросить забрать заявление из полиции.
— Как? Кикути? Да это же торговец людьми. Девок рекрутирует, ссыт в уши, а потом отдает в сексуальное рабство. Давно пора ему зубы пересчитать. И кто отмудохал этого ..дора? — отозвался Тигр.
— Поменьше слов, побольше дела. Попросите их вежливо и намекните, что можете попросить и грубо.
— Босс, они ходят под якудза.
— У нас тоже есть среди них знакомые. Не думаю, что они захотят столкновений интересов из-за обычных синяков. Действуйте!
Я отключился.
Лейтенант Наоки хитро взглянула на меня:
— Надеюсь, с этими людьми ничего не случится?
— Я тоже на это надеюсь... — многозначительно проговорил я, а потом поправился. — Да нет, ребята у меня мягкие, обходительные.
— А власть меняет человека. Ты уже не тот испуганный мямля, каким я увидела тебя в первый раз... Как ты стоял на пороге школы и мялся, стесняясь заходить внутрь. Всё на нашу машину поглядывал, — улыбнулась Наоки.
— Да? А может быть я тогда играл?
Я наклонился ещё ниже, проговорив слова прямо в губы Наоки.
— А сейчас... Сейчас ты тоже играешь?
— А вот сейчас я как раз очень серьезен... — мои руки коснулись её тела.
За закрытой дверью с ножен начали слетать одна за другой праздничные ленты. Они падали на пол, слегка шелестели, как будто обижались, что их так нетерпеливо стягивают.
Одна за другой ленты обнажали скрытую сущность. Прекрасную скрытую сущность ножен, мягких и упругих на ощупь.
Вскоре и клинок был освобожден от оков ткани. Две сущности с легким шорохом сброшенной экипировки соединились воедино.
Ножны с благодарностью встречали выпады клинка. Каждый тычок сопровождался легким мокрым лязганьем. Кабинет наполнился звуками быстрых хлопков, когда гарда катаны соприкасалась с устьем ножен.
Руки сжимали всё, что могли. Что не могли, тоже пытались сжать. Ноги переплетались друг с другом в сладком пароксизме страсти. Бой это был или наслаждение? Я не могу сказать ничего толкового, кроме того, что это было прекрасное безумие.
Сталь выла от восторга. Клинок входил упруго, сжимаемый со всех сторон крепкими ножнами. Сердце стучало барабанными мотивами, распаляя кровь.
Сколько продолжалось подобная притирка? Десять минут? Двадцать?
