«А что, если полтергейст его замучил?»
«А что, если тушенка, которую мы оставили, оказалась какой-то… испорченной, или вообще ядовитой, для щенков неподходящей?»
«А вдруг какой-то зомби по водосточной трубе забрался на третий этаж, высадил стекло и употребил нашего Капсюля, жирненького и по-щенячьи счастливого, вместо завтрака?»
Наконец мы вошли, держа оружие на изготовку.
Я осмотрел комнату, в которой царил страшный, даже по меркам жилых помещений Зоны, кавардак. Было видно, что Капсюль мстил всему миру за вынужденное одиночество.
Бывшее кожаное директорское кресло было разгрызено на мелкие клочки — кучи синтепона и дерматина высились то тут, то там.
Бумаги были изодраны.
Капсюль умудрился даже выцарапать из стены проводку, по которой, к счастью для глупыша, уже несколько десятков лет не текло электричество.
Но где же сам? Испугался? Спрятался?
— Щеня-щеня-щеня! — ласково и призывно закурлыкал Тополь, опустившись на корточки.
Ноль реакции.
— Капсюль! Эй-эй! Собака! Ты куда подевался, четвероногий друг?
Пока мы этак ходили по кабинету (к слову, не то чтобы очень просторному), протягивая исчезнувшей собаке невидимые лакомства, прошло несколько минут.
Как вдруг Борхес сказал:
— Вон газета шевелится! Там он и есть! Спит!
Капсюль и правда спал. Но не счастливым сном сытого и довольного щенка. А сном щенка, не пившего два дня — во время своих разнузданных игрищ глупыш умудрился опрокинуть вазу с водой, которую мы ему оставили. А той воды, что содержалась в оставленной нами тушенке, было явно недостаточно…
— То-то же я думаю: мочой как-то слабовато пахнет, — с бывалым видом сказал Борхес. — Он просто уже два дня по-маленькому не ходил! Ему нечем было!
Борхес зрел в корень.
После визуального осмотра я заключил, что щенок изрядно «спал с лица». Даже толстое брюшко втянулось. Только уши, казалось, стали больше.
Мы кое-как разбудили Капсюля и заставили его попить воды из вазы, куда мы опорожнили Костину флягу. Впрочем, просить его два раза не надо было — он пил так жадно, словно страдал от жажды не менее месяца.
А когда напился, то сразу уснул.
Так мы и не получили от него ни кванта пресловутой собачьей любви и преданности.
Костя уложил спящего Капсюля в специально взятую для него импровизированную собачью корзинку, а корзинку привесил к рюкзаку на двух карабинах.
А потом мы добрались наконец до сейфа и выгрузили его великолепное содержимое частью ко мне в рюкзак, а частью на наши специальные пояса для носки артефактов.
Разумеется, на наши пояса пошли в первую очередь утилитарно-полезные вещички.
Во-первых, улучшающие переносимость радиации «морские ежи».
Во-вторых, повышающие выносливость «батарейки».
В-третьих, «медузы», защищающие от пуль. Не так здорово защищающие, как «подсолнух», конечно, но где же на всех «подсолнухов» набрать?
Борхесу я, расчувствовавшись, подарил две «пустышки».
— Это тебе. Детишкам на молочишко.
— В счет гонорара, что ли? — насторожился Борхес.
— Нет, сверху. На чай, — сказал я.
— Хорхе Луис Борхес утверждал, что единственным не представляющим загадкой чувством является счастье. Я как всегда согласен с мэтром — что уж тут загадочного? — и с этими словами наш проводник расцвел счастливой улыбкой.
I feel my world shake
Like an earthquake
Hard to see clear
Is it me
Or is it fear?
«St. Anger», Metallica
Все складывалось так здорово, что я встревожился. Не бывает столько меда в одной банке: и щенок жив, и артефакты целы, и полтергейста мы как-то очень быстро прогнали.
Поэтому когда на мой ПДА шлепнулось сообщение от Синоптика, я не удивился. А в некотором смысле даже обрадовался: вот она, большая ложка дегтя в наш мед! Законы природы работают нормально!
«ВНИМАНИЕ ВСЕМ.
ЭКСТРЕННОЙ СРОЧНОСТИ.
ВЫБРОС В 8.32 ПО МСК.
ИНТЕРВАЛ ДОСТОВЕРНОСТИ: 7 МИНУТ»
Я зачел сообщение товарищам. Мол, что делать будем?
— Погоди, это что же получается? — оторопело пробормотал Костя, взглянув на часы. — Выброс может случиться уже через пять минут?
— Если верить Синоптику. — Я кивнул.
Вступил неожиданно спокойный Борхес:
— Да я бы не особо сокращался. Спустимся сейчас в цокольный этаж. Найдем местечко посуше. И спокойно себе пересидим. У меня карты есть, можно в преферанс перекинуться. На артефакты, — при этих словах глаза Борхеса алчно блеснули. Он был явно самого высокого мнения и о своей технике игры в преферанс, и о сопутствующей ему карточной удаче.
Если бы вертушки с десантом нас не ждали, мы бы, конечно, приняли предложение Борхеса. Преферанс в Зоне идет особенно хорошо. Не то что какая-нибудь тривиальная «бура». Или менее тривиальный, но все равно малосерьезный «деберц».
Но там, за бетонной оградой подстанции, нас дожидались пятнадцать человек, чью судьбу вверил нам полковник Буянов. А если считать с экипажами вертолетов — то и все двадцать.
И мы были обязаны в первую очередь позаботиться о них.
Но, конечно же, стоило мне начать заботиться, как сработал закон подлости: ни одна наша рация не смогла пробиться через аномальные помехи Железного Леса к вертолетам. Хотя нас разделяли какие-то несчастные двести метров по прямой.
Что же касается системы сообщений через ПДА, то мы не имели права полагаться на это ненадежное и зачастую отчаянно тормозящее средство.
Вот почему я ответил нашему проводнику так:
— Прекрасная мысль, дружище. Но придется нам сейчас пробежаться, и притом очень быстро.
— Куда бежать?! Да ты охренел! Сейчас Выброс шарахнет! — выпучил глаза Борхес.
— Вообще-то ты можешь оставаться, если хочешь. Ты свою работу сделал, нас до тайника довел. Собственно, можем попрощаться. Встретимся через пять дней на «Скадовске». Принесу гонорар и бутылочку доброго бурбона, чтобы жизнь тебе подсластить.
Борхес с явным сомнением посмотрел на меня.
— Мужики, что бы вы ни решали, решайте быстро, — нервно сказал Тополь и зашагал к выходу из кабинета.
— А-а, была не была! Я с вами! — махнул рукой Борхес.
Я был уверен, что в тот момент им двигала вовсе не жажда погеройствовать забесплатно, а боязнь потерять гонорар. Вот, небось подумал Борхес, останутся эти два балбеса без присмотра, пойдет все по звезде, и плакали мои денежки вместе с бурбоном…
И мы побежали.
Сперва — включив нашлемные фонари, вниз-вниз-вниз по загаженным лестницам.
Потом — через закопченный многочисленными сталкерскими ночевками у костра вестибюль.
