— Генерал — это генерал. Это и был подарок — тебе, Киррану, кому угодно, кто захотел бы получить его. А вот это, — он кивнул в сторону землянина, — мой оруженосец и ученик. Улавливаешь разницу?
— Ну не будь таким злым, — заныл Кремен. — Я ведь не нарочно, а ты меня так расстраиваешь. Разве я нарочно? Ну, в самом деле, разве я нарочно?.. Да не нужен он мне!..
— Рад это слышать. В следующий раз, когда я кого–нибудь приведу, будь любезен, спроси у меня сначала, что это: гость или подарок.
Кремен замахал руками.
— Хорошо, хорошо. Только не говори со мной таким тоном. Я совсем не хочу с тобой ссориться. Ты ведь сам знаешь: я за любовь.
* * *
…Когда блондинка превратилась в лысое существо неопределенного пола, Дэвид почувствовал себя так, как будто его треснули по голове. И не пыльным мешком, а хар–р–рошей кувалдой.
— Что… это ?
— Лорд Кремен, барон кен Гэплиш, — ответил Рэдрик. — Ты что, не слышал о нем раньше?.. Ах, да, ты же из другого мира…
— Он что — мужик?
Рэдрик пожал плечами.
— В зависимости от обстоятельств. Мы говорим «Лорд» и «барон», хотя с тем же правом можно было бы сказать «Леди» и «баронесса». Но надо же как–то обозначать его… ее.
— Что за… — Дэвид с трудом удержался, чтобы не сплюнуть. Поцелуй, который в конце танца подарила ему блондинка, теперь жег губы. — Тьфу! Ну повезло, — на педика нарвался!
— Строго говоря, Кремен вовсе не голубой, — возразил оруженосец Киррана, — если бы он захотел переспать с тобой, вряд ли бы ты нашел в нем что–нибудь, что отличало бы его от женщины. К тому же ему двести с лишним лет, и никому уже в точности не известно, какого пола он был при рождении. Может быть, это женщина, которая время от времени принимает мужской облик. Я не знаю. Я знаю только одно. Пока что еще никто из тех, кого он приглашал к себе в замок «погостить», не вернулся обратно.
— Что он с ними там делает? — хрипло спросил Дэвид.
Рэдрик пожал плечами.
— Не знаю. Может быть, производит какие–то опыты. Может быть, превращает во что–нибудь. Слухи разные ходят. Некоторые говорят, что барон людоед, но я думаю, что это выдумки… Эй, эй, Марилена! Хватит кипятить вино в моем бокале!.. Я тебе сейчас крысу под юбку засуну…
* * *
Веселье продолжалось до позднего вечера, потом гости постепенно стали расходиться по домам. Лэйкил попрощался с хозяином, поклонился Алиане и сделал знак Дэвиду: пора.
Они вышли на балкон. Прохладный ветер заставил Дэвида поежиться.
«У них что, не принято телепортироваться прямо из обеденного зала? — недовольно подумал он. — А что?.. Вполне может быть. Вроде как у нас принято выходить через дверь, а не через окно, даже если ты живешь на первом этаже…»
На соседней башне захлопали тяжелые крылья. Дракон зевнул, выдохнув сноп рыжего пламени. Леди Элия, свесившись с седла, нетерпеливо хлестнула его тросточкой по шее.
Лэйкил произнес заклинание возвращения. Свет объял их и через несколько мгновений выбросил у Главного Сплетения Тинуэта. Похоже, сейчас у кен Апрея не было желания любоваться красотами волшебной дороги.
— Спокойной ночи, Дэвид. — И граф направился в сторону своих апартаментов.
— Подожди.
Лэйкил обернулся.
— Ты хочешь поговорить о Кремене? Давай в другой раз. Да и говорить тут не о чем… Это наша жизнь, Дэвид. Просто жизнь.
— То есть у вас считается нормальным вот так запросто…
— Нет, — отрезал Лэйкил. Глаза его холодно блеснули. — У нас считается ненормальным покушаться на чужую собственность, когда мы собираемся вместе, чтобы поболтать и повеселиться. Именно поэтому я чуть не прибил Кремена. И не надо делать такое обиженное лицо. Тебя коробит слово «собственность», но пока ты остаешься моим учеником, в определенном смысле — пусть даже только номинально, ты будешь моей собственностью так же, как моя земля или этот замок. В противном случае, в следующий раз у меня не будет права защитить тебя. Мы это уже обсуждали перед тем, как отправиться к Киррану.
— Да–да. — Дэвид кивнул. — Я хотел поговорить как раз об этом… об этой беседе, а не о Кремене. Помнишь, ты говорил, что волшебство — это искусство, а не наука?..
— Я говорил о том, что его можно воспринимать и так, и так, но для тебя будет лучше, если ты научишься смотреть на магию как на творческую деятельность, а не просто как на набор удобств. По крайней мере, все нормальные волшебники воспринимают волшебство таким образом. Кстати, магию часто так и называют — Искусством. С большой буквы.
— Да. Я понимаю. — Он снова кивнул. — Теперь понимаю.
— Да неужели? — хмыкнул Лэйкил.
Дэвид не стал обращать внимания на его тон.
— Когда мы были у Киррана, — стал рассказывать он, — Рэдрик хотел запустить крысу под юбку одной девице… ну, понимаешь, она вскипятила вино у него в бокале… неважно. Так вот, я видел, как он создает эту крысу. Он делал это не на столе, естественно. Не на глазах у всех, а тайком… на стыке наших с ним стульев. Это заняло у него секунд тридцать. Потом он еще столько же времени потратил, чтобы прорисовать детали — навести блеск в глазах, сделать шерстку пожестче, то–се… Понимаешь, — Дэвид поднял перед собой руки и заговорил чуть более взволнованно, — он ведь с самого начала знал, что Марилена тут же ее прихлопнет. Прихлопнет сразу, как только почувствует, что что–то прыгает по ее ноге и норовит забраться… ну, в общем, понятно куда. Скорее всего, она даже не увидит эту крысу. Так и случилось. И все равно Рэдрик очень тщательно создавал ее. Даже сделал несколько седых волосков. Ему просто нравилось возиться со всем этим.
Лэйкил хотел что–то сказать, но Дэвид выставил перед собой ладони.
— Пожалуйста, дай мне закончить. Я спросил у него: она что, живая? Нет, говорит, это иллюзия, фантом. Хочешь потрогать? Какая же, спрашиваю, это иллюзия, если ее можно потрогать? А он говорит: осязательная. А также зрительная, обонятельная и слуховая. И выпустил крысу Марилене под юбку…
Дэвид на мгновение замолчал, а потом заговорил снова.
— Понимаешь, я ведь видел, как он ее творил… В самом конце она стала такой, что и не отличишь от настоящей. Даже потрогать можно. Но вначале… Он как будто бы рисовал. Без кисти и карандаша, прямо в воздухе. Я ведь уже говорил тебе, что был на Земле художником. Я работал, я делал то, что мне закажут и так, как закажут, я получал за это деньги, иначе не прожить… Но… — Он запнулся. — Когда я смотрел на Рэдрика, я вдруг кое–что вспомнил. На лице у него было написано такое вдохновение от собственной работы… Я… Когда я только начинал рисовать, я делал это не ради чего–то. Я делал это для себя. Мне это нравилось. Это уже потом все превратилось в набор приемов, которые веселили публику. Но в самом начале, садясь за стол, я забывал обо всем на свете. Мне становилось на все наплевать. Может быть, то, что я тогда делал, не было настолько же качественно и профессионально , как потом, когда я набрался опыта, но… но это было мое . Мне это нравилось… Ты это имел в виду?
