Эрван слабо улыбнулся в ответ:
– Зачем? То, что считаете нужным, вы сообщите и так, а что до остального… полагаю, расспрашивать бесполезно.
Доктор кивнул.
– Весьма здраво. Особенно учитывая ваш возраст. Что ж, слушайте.
Он окинул Эрвана оценивающим взглядом – мол, стоит ли распространяться? Поймёт ли?
Вздохнул.
– Чтобы поставить вас на ноги, пришлось воспользоваться очень сильным средством. Очень! Вообще-то крайние меры в нашем ремесле … Не приветствуются. Но боюсь, выхода не было – когда вас принесли сюда, вы умирали.
Эрван с недоумением воззрился на доктора. Затем отвёл глаза: неуверенно пожал плечами.
– Может, и так. Я почти ничего не помню.
– Скорее, совсем ничего. Антонов огонь в последней стадии – штука неприятная, и выжившие, как правило, ничего не помнят. Мозг у последней черты отказывает. А вы были у последней черты.
Отвернувшись от Эрвана, доктор пристально разглядывал столешницу, словно хотел пересчитать тёмные отметины сучков.
– И?
Страха Эрван почему-то не ощущал – лишь нетерпеливое любопытство.
– И пришлось вам принять одно мощное снадобье, – эхом отозвался доктор. Глаза его холодно блеснули в полумраке, черты лица неприятно заострились. – Оно за сутки поставило вас на ноги… ценой нескольких лет жизни. Вашей жизни. Ну и ещё части воспоминаний: полагаю, вы уже догадались.
Лоэ махнул рукой.
– Впрочем, это ерунда: они вернутся. А вот потерянные годы – нет.
Он повёл плечами и тяжело вздохнул.
– Не буду утомлять медицинскими подробностями. Если коротко и просто: ваше тело побороло болезнь, но истратило уйму сил. А безвозвратная утрата жизненной энергии и есть старение.
– И сколько лет я потерял? – Эрван понимал: доктор говорит чистую правду… Но поверить не мог – таким лёгким, сильным и здоровым он себя не чувствовал давно.
Лоэ скупо улыбнулся, с плохо скрытым ехидством покачал головой: похоже, сомнения Эрвана от него не укрылись.
– Год… Три… Пять… Кто знает? Зависит от многих причин. Одно несомненно: чтобы избежать могилы, вам пришлось к ней приблизиться. Вот так.
Он развёл руки, будто извиняясь.
Эрван снова прислушался к себе: ничего тревожного. Наоборот, ему показалось, что он заново родился – таким чудесным казалось отсутствие привычной боли.
«…Боли?!»
Он ошарашенно воззрился на доктора. Тот кивнул.
– Да, боли. Я уже сказал: когда вас принесли сюда, вы умирали.
Эрван готов был поклясться, что не произнёс вопроса вслух… однако доктор легко прочитал его мысли. Наверно, в других обстоятельствах это вызвало бы страх, по крайней мере настороженность – но не сейчас.
Были вещи куда важнее.
– Доктор, – медленно, с нажимом сказал Эрван, – почему я умирал?
Лоэ сухо улыбнулся.
– Правильный вопрос. И вы знаете ответ: если не вы, то ваши руки. Взгляните!
Эрван поднёс ладони к лицу: ничего особенного. Скользнул взглядом от кистей к предплечьям… Вот оно! Тёмные разводы от старых синяков. Много – участки нетронутой кожи напоминали редкие островки.
Эрван осторожно коснулся правой руки пальцами левой: подушечки ощутили тонкие рубцы.
Эрван тихо присвистнул.
– Да, – ровно отозвался доктор, – и на груди тоже. На ногах чуть поменьше. Теперь вспомнили?
Эрван кивнул.
Бастиан! Проклятый боцман!!!
В мозгу словно рухнула плотина, и воспоминания полились сплошным потоком. В считаные секунды он заново пережил боль и унижения последних дней: ноющие от ежедневной работы со снастями мышцы, вечная тошнота от качки, грубые окрики и подначки боцмана… И поединки: каждый день, без отдыха и перерыва. Они всегда заканчивались одинаково – ушатом солёной воды в лицо. Новые синяки и ссадины ложились поверх незаживших, превращаясь в гнойные раны. Он вспомнил, как не мог уснуть из-за рубахи, прилипающей к воспалённой спине, как он часами лежал в гамаке, стискивая зубы от бессильной ярости и желания зареветь в голос… Вспомнил усиливающийся жар и багровый туман перед глазами…
Эрван бешено замотал головой, не давая воли подступившим слезам. Задыхаясь от ненависти, глухо произнёс:
– Бастиан.
– Да, – сухо кивнул доктор. – В защиту боцмана скажу: вряд ли он хотел довести вас до такого ммм… состояния. Да и я недоглядел: впрочем, кто мог предположить?
Он хмыкнул. С интересом поглядел на Эрвана: будто коллекционер, оценивающий любопытный экспонат.
– Видите ли… Ваш случай несколько… ммм… Нетипичен. Как правило, антонов огонь проникает в кровь при серьёзных ранах, на худой конец при сильных порезах. При синяках и ссадинах, как у вас, – крайне редко. Готов спорить на что угодно: в академии любая царапина у вас воспалялась и не заживала по несколько недель, верно?
Эрвану долго вспоминать не пришлось. Действительно, эта особенность ему сильно портила жизнь.
Он кивнул.
– Вот видите! – с едва ли уместным энтузиазмом воскликнул доктор. – И держу пари, в горах у вас все заживало как на кошке, верно?
Эрван согласился. Он уже догадался, к чему клонит доктор.
– Ваше тело привыкло к сухому климату. Морская соль и влага для таких, как вы, смертельно опасны.
Эрван задумчиво поскрёб подбородок: пальцы царапнула свежая щетина. Эрван поморщился.
– И какой из этого следует вывод?
Вопрос следовало понимать так: и что со всем этим делать? Как справиться?
Доктор кивнул.
– Остаётся одно – ждать. Рано или поздно тело приспособится к новым условиям. А до того любая царапина может стать последней. Единственный разумный выход для вас – тщательно беречь шкуру. Только так.
Эрван мотнул головой.
– Времени у меня как раз и нет. А что до совета беречь шкуру… – Он осекся и умолк.
– Да. Бастиан, – продолжил за него Лоэ.
Эрван кивнул и угрюмо уставился в тёмный потолок.
– Помните, я предлагал вам подумать? Время у вас было: догадываетесь теперь, почему Бастиан вас… невзлюбил?
– Да, – ровным голосом, почти безразлично ответил Эрван. – Это несложно.
Повисла тягостная пауза. Лоэ ждал продолжения. Наконец покачал головой: не то с грустью, не то с неодобрением.
– Что вы собираетесь делать?
– Собирался, – поправил Эрван. – Я рассчитывал терпеть до конца. Не срываться любой ценой. Это я умею. Надеялся, что даже такой… как боцман, понял бы рано или поздно, что никакой угрозы для дисциплины я не представляю. Но то, что вы рассказали, многое меняет.
– Всё, – короткое слово прозвучало твёрдо, холодно, жёстко…
Эрван почувствовал холодок между лопаток. Зябко повёл плечами.
Огонёк свечи затрещал и вспыхнул, выпустив белесую струйку дыма. Черты лица доктора заострились, на ввалившихся щеках зазмеились отсветы пламени, в тёмных глазах сверкнули искры. Перед Эрваном сидел незнакомец, суровый и пугающий.
