Гонзо сидел над головой, белым столбиком замерев на капоте, и молчал, прислушиваясь к бормотаниям Чокнутого.
– А ведь мотоциклист в чем-то прав, – внезапно сказал он, и Андрей вдруг взорвался, отшвыривая чемодан. Вскочил, прожигая киборга яростным взглядом. Он тяжело дышал, зубы стиснуты, пальцы сжаты в кулаки.
– А детей тоже кончать? – выдохнул, поднял кулак и замер на секунду. Вдруг расслабился, разжимая пальцы, и устало посмотрел на Гонзо, обмяк, плечи поникли. – Детей, – переспросил он тихо, – тоже скажешь кончать?
Гонзо не пошевелился, бесстрастно взирая на человека.
– Анализ полученных данных позволяет предположить мне, что ты обладаешь правом на уничтожение всей стаи. – Слова, ледяные и металлические, словно иглы «Тигра», впивались в Андрея.
– Стаи? – сдавленно спросил Андрей. Обернулся. Люди приближались – метров шестьсот. Гонзо кивнул. Крысы очень смешно кивают. Сейчас было страшно.
– Ты уже не успеешь починить колесо, – подвел итог он. Чокнутый за машиной тихо скулил, умоляя, чтобы его хотя бы пристрелили.
– Не успею, – словно автомат повторил Андрей.
Вдруг сорвался с места и нырнул в машину. Гонзо не сменил позы:
– Что ты задумал?
– Я собираю вещи, мы уходим!
Невероятно как расслышавший эти слова Чокнутый вскрикнул и застонал. Андрей продолжал потрошить сумки, набивая походный рюкзак самым необходимым.
– Ты где поедешь – в сумке или за пазухой? – Чокнутый снова завыл.
– Андрей, я уверен, что ты выбираешь наименее оптимальный вариант выхода из сложившейся ситуации...
– Извините. – Андрей появился из машины с рюкзаком в руке. – По логике у меня была только четверка...
До прокаженных осталось не более трехсот шагов.
– ...и это, впрочем, не беда, потому что если кислотишься с тусовкой, все твои напряги – отстой и лабуда. Мы скажем – хеей, хеей, мы скажем – оуу, оуу, под ритмы хип-хопа тусуясь в неоне... – тихонечко отплясывало радио, совершенно не интересуясь приближающимися людоедами.
Андрей опустил рюкзак на асфальт и прислонился к машине:
– Я не смогу...
– Быстрее! – Вопль Чокнутого, который наконец увидел поднявшихся на небольшой холм людоедов, вырвал Андрея из оцепенения. Стали видны сжимаемые в узких ладонях серпы и огородные секаторы – старые, поржавевшие.
– Проклятие... – Андрей оттолкнул не зашнурованный рюкзак и, потянувшись внутрь машины рукой, достал с сиденья восьмизарядный оптический «Волкодав». – Господи, прости меня...
Легко вскинул карабин, пощелкал пальцами по оптике, расставил ноги. Байкер сразу замолчал, даже дыхание задержал. Андрей прицелился в ближайшего из трупоедов – длинного мужика со словно обглоданной половиной лица.
– Не пытайся ранить им ноги, – вдруг сказал Гонзо, и Андрей вздрогнул, опуская ствол. – Я могу догадаться, что у тебя на уме, но так ты лишь обречешь их на смерть в звериных когтях.
Андрей медленно кивнул, вздохнул и вновь прицелился. Две женщины, два ребенка, грудной младенец... Поймал в прицел грязный лоб длинного. Почти сто метров.
– Господи, пусть они испугаются, пусть они остановятся... – Андрей шептал, не решаясь прикоснуться к спусковому крючку, разглядывая вылетающие изо рта клубы пара. – Господи, пусть...
Восемьдесят метров. Чокнутый попробовал отползти, но упал, хрипя от боли.
– Прости, Бог мой... – Андрей поднял глаза в прицел, быстро нашел длинного и плавно спустил курок. Карабин дымно чихнул, качнулся, замер. Длинный дернулся, взметнув руками над остатками головы, и упал в траву, далеко отбрасывая ржавый серп.
Остальные продолжали идти. Шестьдесят пять шагов.
– О нет...
– Стреляй, Андрей. – Гонзо говорил мягко, негромко, но уверенно. – Стреляй, они хотят умереть, ты что, еще не понял?..
– Ох, что же я делаю? Я не палач... – Чокнутый все корчился за машиной, пытаясь хоть как-то спрятаться, бормотал, молился. Андрей прицелился в следующего мужчину и выстрелил. Прокаженные ползли вперед.
Выстрел. Пятьдесят метров. Выстрел. Женщин придется добивать в упор, внезапно ошпарила мысль, и Андрей едва не отбросил оружие.
– Быстрее, – сказал киборг.
Дети или женщины? Кого раньше?
– Детей, – словно услышав его мысли, сказал Гонзо, – не дай им увидеть, как умирают их матери...
Андрей поймал в прицел заживо гниющего паренька, зажмурился. Выстрел. Сорок шагов. Теперь их можно рассмотреть и без электроники.
Выстрел. Глаза слезятся – порох, наверное. Конечно, порох...
Выстрел, женщина что-то вскрикнула, единственная из всех, что до нее умирали в полном и отрешенном молчании, и упала на землю. Последняя – со свертком на груди.
Двадцать пять метров, а она идет прямо на вскинутый ствол.
– Стреляй сквозь сверток, – сказал киборг. Слеза по щеке. Это от пороха.
Пятнадцать шагов. Ее лицо – маска засохшей грязи. Сквозь самую современную оптику Андрей смотрел в спрятанные под опухшими веками глаза и уже слышал ее сопение. Тяжелое, надорванное, обреченное. Видел оскаленные в голодной усмешке черные зубы. Она уже умерла... давно...
– Я не смогу... – Ствол «Волкодава» ползет вниз.
– Сейчас ты станешь мертвецом, – очень спокойно и просто сказал киборг и спрыгнул на дорогу.
Карабин подпрыгнул в руках и выстрелил. Десять метров. В упор. Женщину отбросило в придорожные кусты. Эхо бешеной птицей скрылось за лесом. Тишина над миром.
Оружие, довольное охотой, натужно дышало серым паром. Андрей не дышал вовсе. Поднял руку, оттер щеку.
– Ты поступил правильно, – Гонзо запрыгнул в джип, – но скоро тут будет еще больше падальщиков...
Чокнутый, все же сумевший отползти за мотоцикл, продолжал молиться.
Дороге заметно полегчало. Асфальт уже не вставал на дыбы, практически исчезли рытвины и борозды тракторных траков. Машина довольно урчала, оставляя, хоть и медленнее, чем это хотелось Андрею, за спиной километры.
Андрей молчал. Молчал, рассеянным взглядом осматривая окрестности, тяжело, словно с неохотой, крутил руль и снова молчал. Молчало радио. Молчал в разбитом салоне киборг. Молчала, словно уловив настроение человека, дорога.
Он их перебил. Не дал дойти. Он поступил правильно. Это так.
А потом он сорвался.
Андрей закусил губу и смахнул с приборной доски смятую шапку. Сорвался.
Отбросил в джип карабин, до боли в щиколотке испинал колесо. А затем байкера.
Нет, не сразу. Вначале, после того как волна ярости отступила, дав место боли, отчаянию и сокрушающему стыду, он пытался было броситься к расстрелянным. Метался от машины к обочине, что-то бормотал, хватался за голову. Похоронить трупы ему не дали. В два голоса. Мудрый и логичный киборг да напуганный до безумия покалеченный мотоциклист.
