Тело ее заколебалось, и она рухнула на плиты пола, ну а забрать ее оружие для меня было детской игрой.
Продолжать не имело никакого смысла. Я остановил движение сферы, даже не оборачиваясь.
Мы снова оказались хозяевами положения, и нечего было опасаться ужасной царицы, которая стонала, распростершись на полу у наших ног.
Я обнял Олицетворяющую Здоровье, и уши мои чуть не лопнули от торжествующих победных криков Меркурия и Пана.
Показав на Ипполиту, я сказал:
— Передаю ее вам, ибо моя роль закончена.
— А разве ты не пойдешь на Олимп вместе с нами? — удивился Меркурий.
— Нет, друзья, теперь моя задача состоит в том, чтобы вернуться в мир себе подобных, поскольку моя миссия здесь выполнена до конца. Сердце мое тоскует при этом расставании, но оно неизбежно…
Я прошел в следующий зал, чтобы освободиться от священной одежды и переодеться в свой прежний костюм, который так и лежал в пыли.
Наступило долгое молчание, и я увидел, как по щекам Олицетворяющей Здоровье покатились слезинки, а потом услышал голос Меркурия:
— Поверь, сколько бы мне ни осталось жить, я никогда не забуду той дружбы, что была между нами. Я преклоняюсь перед твоим мужеством и честностью… Спасибо, друг!
— Спасибо, спасибо тебе… — грустно вторил ему Пан.
Я повернулся к девушке, и Меркурий с легкой улыбкой заметил:
— Она проводит до выхода. Прощай, друг, и пусть милости богов пребудут с тобой.
Он пожал мне руку, затем обратился к Пану, который находился ближе к Ипполите, постепенно приходившей в себя.
— Я доверяю тебе ее охрану до моего возвращения на Олимп. Теперь она не опасна.
Он бросился к лестницам, махнул мне последний раз рукой и исчез.
Олицетворяющая Здоровье и я шли по длинному коридору, который вел в другой континуум, принадлежащий Земле. Шли мы медленно. Мы не осмеливались заговорить, наши чувства были на пределе, но в душах царило согласие.
Неожиданно мы услышали отдаленные звуки свирели Пана, которые доносились до нас совершенно четко и ясно через все залы и коридоры, заставляя предположить, что звук в этом таинственном храме подчиняется каким-то неведомым законам.
Низкие ноты вскоре уступили место средним, а затем зазвучали очень высокие и поднимались все выше и выше.
Наконец мелодия достигла вершины и перешла в область ультразвука, которую, конечно, я уже не мог воспринимать. Помимо своей воли я подумал о ноте, которую нашел Пан и которой я не слышу.
Я думал о том счастье, которое испытывает Пан, и вдруг резко почувствовал беспокойство. Я быстро лег и приложил ухо к полу.
Ясно слышалось глухое и беспокойное биение невидимого сердца.
Я притянул девушку к себе и шепнул ей:
— Тсс… Тихо… Слушайте!..
Ритм мало-помалу ускорялся.
— Вы еще слышите звук свирели? — спросил я.
— Да, слышу, но очень отдаленно…
— Вслушайтесь внимательно… Нет ли какой-нибудь связи между ускорением этого биения в почве и повышением звуковых нот в верхнем регистре?
Она напряглась и на несколько секунд застыла, потом, повернувшись ко мне, подтвердила:
— Да, вы правы… Происходит что-то странное…
Я вскочил. Времени у нас уже совсем не оставалось.
Я только сказал ей:
— Мы не можем вернуться прежним путем. Поздно. Бегите за мной.
Теперь почва у нас под ногами вибрировала, и я со всех ног бросился вперед, увлекая за собой Олицетворяющую Здоровье. Мы бежали к выходу, который, к счастью, был недалеко.
Едва мы выскочили наружу, как случилось то, чего я опасался.
Позади нас раздался оглушительный грохот, и в спину ударила воздушная волна, которая бросила нас на землю.
Стены храма рухнули.
Над нами было небо. Небо Земли. Моей Земли!
— Не бойтесь! — закричал я. — Мы спасены!
Мы поднялись. Последние камни Врат Времени исчезали на наших глазах, как бы разнесенные мощным взрывом. Вскоре они исчезли из нашего континуума навсегда.
Теряя силы и задыхаясь, я пробормотал:
— Механизм был отрегулирован ясонскими учеными. Теперь наконец все, последняя Дверь разрушилась под воздействием ультразвуковой ноты свирели Пана…
— Великий Пан умер…[33] — прошептала с горечью моя спутница.
Губы ее сжались, как бы сдерживая рыдание, и в первый раз за все время ее прекрасный взор обратился к новому, открывшемуся перед ней миру.
— А как же я? Как я смогу жить здесь? — проговорила она с беспокойством.
Я подхватил ее на руки и нежно поцеловал, крепко прижав к груди. Ее слезы смешались с моими, и мы надолго застыли так, прижавшись друг к другу.
Маленький нежный и пугливый росток вдруг пробился из влажной поверхности земли рядом с нами.
Я осторожно сорвал его и протянул Олицетворяющей Здоровье, потому что это было первое растение, которое начало цвести в мире, излеченном от зла. В мире, который наконец стал возрождаться к жизни. В мире, который очнулся от навсегда исчезнувшего вселенского кошмара, поглощавшего его.
Это был тот мир, который я так любил и которому принес свое главное сокровище — ЗДОРОВЬЕ!
Местная крепкая водка. — Здесь и далее примеч. перев.
Сельскохозяйственный рабочий в некоторых странах Латинской Америки.
Доисторическое животное.
Вид духового ружья для охоты отравленными стрелами.
Перемещение точек осеннего и весеннего равноденствий с востока на запад вследствие медленного поворота в пространстве земной оси.
В греческой мифологии — дочери Геспера, хранительницы золотых яблок, росших на дереве, подаренном Геей Гере в день ее свадьбы с Зевсом.
В римской мифологии — бог и герой. Соответствует греческому Гераклу.
В греческой мифологии — гора в Фессалии, на которой обитают боги.
В древнеримском цирке — возвышение с креслами для императора и других высокопоставленных лиц.
В римской мифологии — бог неба, дневного света, грома и молнии.
Жребий брошен (лат.). — Слова, приписываемые Юлию Цезарю. Он произнес их, перейдя реку Рубикон.
В римской мифологии — покровитель купцов, бог торговли и прибыли.
