бубны, затанцевали возле своих жертв.
Три светящихся вихря поравнялись со мной и тоже пустились в пляс. Четвёртый вихрь нерешительно колебался.
Чёртов водный дух!
Я ругнулся про себя и наддал жару.
Давай, Немой, перекидываемся!
Не прекращая плясать, я обернулся котом. Подпрыгнул вверх, всеми лапами оттолкнувшись от земли и истошно заорал:
— Мяу!
Шаманы охнули и заколотили в бубны ещё громче.
Обратно, Немой!
Я вовремя сообразил встать на задние лапы и закончил пируэт уже человеком.
Шаг за шагом, хлопок за хлопком я подходил к шаманам. Я уже видел, что они колотят в бубны не ладонями, а рукоятями ножей. Их пленников отделял от смерти только танец, который шаманы не могли прервать по своей воле.
Не можешь спасти всех — спаси хотя бы одного, Немой!
С этой мыслью я шагнул к ближайшему шаману.
Извиваясь всем телом, шаман колотил в бубен. Его глаза закатились так, что был виден только край радужки. Ноги выделывали немыслимые коленца.
Ещё шаг и можно выхватить меч, полоснуть остриём по руке, держащей нож.
Вместо этого я сделал два шага. Подхватил шамана под локоть и вместе с ним, не переставая плясать, двинулся к деревянному мосту, перекинутому через ров. Там находился вход в город.
Ловко изогнувшись, я обошёл стоявшего на коленях пленника. Кажется, он так ни хера и не понял. Но мне сейчас было не до него. Я уводил от него смерть, танцуя и завораживая её. И заворожённая смерть послушно шагала за мной.
С криками и плясками мы прошли по узким кривым улочкам огромного стойбища. Нескончаемые толпы народа расступались перед нами. Одни пускались в пляс, другие падали на колени перед духами, ложились на землю живой мостовой.
Духи невесомо перелетали над ними. Даже дух земли — тяжкая громадина! — умудрялся ступать так, что никого не раздавил. До сих пор не могу понять, как это ему удалось!
Горький пот заливал мне глаза. Горячий воздух со свистом вылетал из груди. Сердце колотилось о рёбра, словно взбесившаяся канарейка. Ноги сводило судорогой.
Но я плясал и хлопал, плясал и хлопал, хлопал и плясал.
Так мы и добрались до белоснежной юрты великого хазарского хана.
— Немой-хан! Немой-хан, вставай! Скоро рассветёт! Вы с ханом Оюзом собирались на охоту.
Нежный мелодичный голосок был очень настойчив. Но мне было всё равно. Ноги ныли после вчерашнего танца. Голова тяжело гудела. А ещё я жутко хотел спать!
Ох!
Я отвернулся от нежного голоса и уткнулся носом в подушку. Подушка оказалась тёплой и упругой. Я провёл по ней пальцами и понял, что это женское бедро. Его обладательница безмятежно спала, зарывшись в ворох меховых одеял.
Немой, бля! Опять?! Мало тебе Яги?
Я с трудом разлепил глаза. Во рту вязким комком застыл кислый молочный привкус. Я вспомнил умильное лицо хана Оюза. Он протягивал мне чашу с кумысом и уговаривал:
— Ещё по одной, Немой-хан! За крепкий союз между нашими братскими народами!
Я безуспешно отбивался.
— Ты меня уважаешь? — настойчиво спрашивал хан.
Дух земли сидел с нами на кошме. Перед ним стояло кожаное ведро с кумысом. Великан морщился, но пил.
Остальные духи устраивали на улице фейерверк для хазарской ребятни. Молнии с треском взлетали в ночное небо. Плясали языки пламени и фонтаны воды.
А что было потом?
Помню, как у меня слипались глаза. Шаманы монотонно колотили в бубны.
Точно, бля!
Мы же позвали шаманов и устроили танцы!
Я вспомнил, как в такт музыке извивалась передо мной загорелая полуголая женщина с чёрными бровями.
— Немой-хан! Пора на охоту! Оюз-хан уже ждёт!
Мягкие маленькие руки нетерпеливо теребили меня. Вот они скользнули под рубашку.
Куда, бля!
Я с трудом оторвал голову от мягкого женского бедра и вылез из-под одеял.
Одежда была на мне. Слава богам! Значит, просто перебрал и уснул.
Я поднялся на ноги и отыскал меч, который вчера прислонил к войлочной стене юрты.
Откинул матерчатую занавеску, которая делила юрту на помещения, и вышел в центральный зал.
Прямо посреди зала горел небольшой костёр, над которым висел закопчённый медный чайник. Дым от костра уходил наружу через отверстие в потолке.
— А, Немой-хан! Доброе утро! Проходи, завтракать будем!
Хан Оюз облизал жирные пальцы и запустил их в большую миску с пловом.
— Поешь, Немой-хан! Очень хороший плов! Сейчас будет горячий чай!
Я плюхнулся рядом с ханом на толстый войлочный ковёр и тоже ухватил щепоть плова. Покатал во рту жирный сладковатый рассыпчатый рис с кусочками мяса и распаренной моркови.
Хан Оюз хлопнул в ладоши.
Высокий сутулый старик тенью метнулся к костру. Снял с огня чайник, разлил по большим пиалам крепкий, почти чёрный чай. Бросил в каждую пиалу по куску жира и щепотке соли. Почтительно кланяясь, подал пиалу сначала мне, потом — хану Оюзу.
Я сделал глоток горячего солёного напитка и начал приходить в себя.
— Стражники заметили на восточной дороге волчий выводок, — рассказывал мне хан Оюз. — Хорошая охота получится! И табунам польза — каждую зиму волки столько лошадей режут!
Хан отпил чаю и неожиданно закричал:
— Серах! Серах!
Я недовольно поморщился. Вот какого хера так орать? Только-только голова начала проходить!
В юрту вбежала стройная черноволосая красавица. Её взгляд будто ошпарил меня. Но красавица тут же внимательно уставилась на хана Оюза.
Охереть!
— Серах, ты едешь с нами на охоту! — приказал хан Оюз. — Я хочу, чтобы Немой-хан увидел, на что ты способна.
Серах согласно наклонила голову и снова бросила на меня быстрый горячий взгляд. А потом выбежала из юрты.
И почему князь Всеволод сам не поехал за своей невестой? А мне тут мучайся теперь!
— Серах — моя любимая дочь, — с гордостью сказал хан Оюз. — Я бы её своей наследницей сделал, да нельзя. Не поймут. Зарежут и меня, и её.
Про возможное убийство хан сказал совершенно спокойно. Как будто уже привык опасаться.
Бля, Немой! Да оно так и есть! Когда вокруг тысячи людей с оружием — поневоле начнёшь относиться к смерти философски.
На охоту нас собралось человек двадцать. И втрое больше собак — высоких, поджарых, тонконогих, с маленькими вытянутыми головами. Они нетерпеливо скулили и рвались с кожаных поводков.
Почти каждый всадник держал на сворке трёх, а то и четырёх псов.
— До Глухого Оврага собак с поводков не спускать! — скомандовал хан Оюз. — Волки залегли где-то там. Кто собьётся на зайца, или лису — лично выпорю плетью!
Мы запрыгнули на коней и рысью направились прочь из стойбища. Я ехал рядом с ханом. С другой стороны от него скакала Серах в лёгкой кольчуге. У неё за спиной был небольшой костяной лук и колчан со стрелами. На луке седла закреплено короткое охотничье копьё.
За нами поторапливались охотники.
По узкой дороге мы углубились прочь от реки в степь.
Хан показал мне на синюю полоску, которая залегла между двух холмов.
— Глухой Овраг. Там
