и Алиса сумела перевернуться на спину и стянуть с головы мешок. Огляделась. Белые стены и потолок с прямоугольником светильника, слепящего тотчас заслезившиеся глаза. Небольшой по площади потолок. Очень маленький.
Полежав немного, Алиса села, продолжая осматривать помещение. Окно под потолком. По всей видимости, изначально оно было самым обычным окном, а потом его заложили на три четверти. В стене напротив окна располагалась дверь. Вешалка и нары вдоль левой от двери стены и унитаз, раковина и прикрученные к полу и стене стол с лавкой с другой стороны. От двери до стены с окном шесть шагов, не больше. Алиса грустно усмехнулась — одиночная камера. Теперь бы еще понять, для чего ее сюда поместили. А перед глазами опять встала картина с хирургическими столами, с креплениями для рук и ног.
Все еще едва шевелясь и кривясь от боли, Алиса поднялась с нар и, продолжая не замечая того растирать запястья, подошла к двери. Прислушалась. Тишина. Припала ухом к двери и затихла. Откуда-то издалека доносились шаги, хлопки дверей и другие звуки. Порой даже голоса, но разобрать слова было нереально.
Вернувшись к нарам, Алиса присела на краешек и перевела взгляд на покрывало. Серое в клетку. Колючее. Такие бывают только в поездах. Погладив покрывало, она завернула уголок. Постельное белье под ним тоже серое. И сложно понять, это такой цвет ткани, или результат многих стирок с какими-нибудь химикатами. На естественный цвет не похоже. Да и кто в здравом уме захочет сшить себе постель из такой ткани? Отодвинув подушку, Алиса погладила простынь и поняла, что под ней даже матраса нет. Только полка с мягкой обивкой, как в поезде.
Еще раз усмехнувшись, на этот раз над своими неуместными размышлениями, Алиса забралась на постель с ногами и оперлась спиной о стену. Уставилась на едва заметно помаргивающий светильник. Стук сердца только-только начал успокаиваться. А мысли, перескакивая с одного на другое, ни на чем не могли сконцентрироваться, оставаясь каким-то шумом в голове.
Алиса, наверное, задремала, потому что воздух вдруг задрожал от странного шипящего свиста. Встрепенувшись, она повернула голову вправо, влево, пытаясь определить, откуда идет звук. От окна, или из-за двери. Но он, кажется, шел отовсюду. Появился сладковатый эфирный запах и голову почти сразу начал заполнять туман, а сознание куда-то поплыло. Алиса вскочила с койки, но мышцы тотчас сковало судорогой. Тело не желало подчиняться, сознание продолжало гаснуть. Шаг, еще шаг и она упала, не дойдя до двери. Попыталась подняться, но не смогла. Перевернулась на спину и затихла, глядя на чуть помаргивающий светильник на потолке.
Черноты и забытья не было. Мелькали какие-то картины, яркие пятна. Слышались искаженные звуки, которые невозможно было опознать. Ничего нельзя было опознать, потому что Алиса была попросту неспособна мыслить.
А потом она поняла, что лежит и смотрит в потолок. Причем лежит не на полу, а на нарах. Потолочный светильник едва светился, а за окном была ночь. Пересилив сковавшую все тело слабость, Алиса поднялась на ноги. Голова закружилась, перед глазами поплыли пятна. Окружающие предметы смазались. От попытки сфокусировать взгляд хоть на чем-то, ломило виски. Держась за голову, Алиса пересекла камеру и села на лавку. В поле зрения попал пластиковый кувшин с водой, и она поняла, что во рту пересохло настолько, что язык казался шершавым, и было невозможно даже облизать губы. Рядом стоял пластиковый же стакан, такого же цвета, как кувшин. Синий в горошек. Заваливаясь на бок, кувшин и стакан проваливались куда-то вместе со столом, а потом прыгали на место. И вновь проваливались. Закрыв глаза рукой, Алиса на ощупь налила воды. Выпила. Потом еще один стакан. Вода казалась какой-то сухой и совершенно не утоляла жажду, но Алиса продолжала жадно пить. И в голове продолжало гудеть. А надо бы подумать, что делать. Может, если прилечь, станет легче?
Осушив еще один стакан, Алиса вернулась на койку и легла под одеяло. Да, когда она легла, стало немного легче. Гудение продолжалось, но хотя бы перестало стучать в висок в такт сердцебиению. Слишком медленно. А если закрыть глаза, то и светильник перестанет крутиться вокруг собственной оси и прыгать из стороны в сторону. Да, так еще лучше. Теперь можно и подумать.
Алиса открыла глаза от того, что кто-то прошел за дверью. Шаги вскоре затихли вдалеке.
Стало светлее. Недоуменно озираясь, Алиса приподнялась и увидела, что за окном почти полностью рассвело. Тряхнув головой, пытаясь сообразить, как так могло получиться, что она даже не заметила, как уснула, Алиса поморщилась от приступа боли. Перед глазами опять поплыло, а в ушах зашумело. Но почти сразу прошло, стоило ей замереть. Она обессилено опустила голову на подушку и закрыла глаза. Попыталась заснуть, но сон не шел.
В тишине издалека доносились редкие звуки. Один из них выделился и стал чуть громче. Потом стих. Что-то хлопнуло. И звук продолжился. После еще пары хлопков Алиса поняла, что это шаги. И они приближаются. Чуть погодя, когда шаги опять стихли, послышалось какое-то бряканье, постукивание, металлический лязг, а потом опять хлопок. Дверь. Это захлопнулась дверь.
Шаги, лязг и хлопок двери.
Шаги, лязг и хлопок двери. Все ближе и ближе.
И вот шаги замерли за ее дверью. Что-то негромко, с металлическим звоном стукнуло. Послышался звон стекла. Лязгнуло. Хлюпнуло. Зажурчала вода. Вот скрежетнуло и стукнуло. Алиса вздрогнула и села, обернувшись к двери.
10 глава
Александр Стацкий попросил остановиться, не доезжая до дома целый квартал. Тут же выскочив из автомобиля, он велел водителю уезжать, предупреждая, что может вызвать его в любой момент в течение часа. Если же нет, то он может быть свободен на сегодня.
Стремительно миновав перекресток, Александр пошел дальше чуть медленнее, почти вплотную прижимаясь к стене дома и то и дело поглядывая на окна своей квартиры. Подъездная дверь и десяток лестничных пролетов промелькнули перед глазами. Стараясь как можно тише орудовать ключом, Александр отомкнул дверь и прошел в квартиру. Сразу заметил, что рюкзака нет на месте, а дверь в спальню открыта. Он, в общем-то, и не думал, что Алиса не сумеет открыть ее. Все же он никогда не считал ее глупой, и то, что она теперь другая ничего не меняет. Это все равно
