наблюдала за тем, как я вытирал её ножи краем своего плаща.
Вернувшись к ведьме, я протянул ей оружие и подхватил свои вещи.
— Будешь помогать мне до следующего полнолуния, — сказал я, направляясь к выходу из ущелья.
— Буду, — отозвалась ведьма. — Хинрик!
Я обернулся.
— Почему не позовёшь к себе ночью? — с лёгкой обидой спросила она. — Разве я тебе не нравлюсь?
— Потому что ты — женщина Скегги, — ответил я. — А брата я чту и уважаю и отнимать ничего без спроса не стану.
Я оставил её на берегу и отправился к частоколу, где меня ожидали тёплая вода, сытная пища и задумчивый, но всё ещё весёлый Скегги. Гулла не стала догонять меня и тыкать копьями и ножами. Хвала богам, угомонилась.
Но в конце этого странного дня черноволосая ведьма всё же нашла меня — я завернулся в одолженную у хускарлов Скегги шкуру и решил заночевать под небом, в тишине и под взором богов. Гулла принесла мех с кислым эглинским вином, а позже показала, что безумная, почти яростная, страсть была присуща ей не только в бою.
И лишь после того, как я позволил ей победить на ложе из гальки, жухлого тростника и шкур, между нами воцарился мир.
* * *
Дни на Хавстейне тянулись медленно, но мне это даже нравилось. В последний раз я смог как следует отдохнуть и выспаться ещё в Бьерскогге, а с той поры, казалось, прошла целая вечность. Скегги сперва перезнакомил меня со своими ближайшими помощниками, а затем дело дошло и до остальных. Понемногу я умудрился выпить и пообщаться почти что с каждым.
Скегги и Глоди продолжали рассылать людей с вестями о сборе хирда на острове. За это время наша скромная армия пополнилась двумя небольшими коггами ярла Невбьерна, что пришли с самого севера Свергланда. Это было гораздо меньше, чем ожидал Глоди, но мой брат не унывал. Длинные летние дни тянулись одни за другим, порой принося то вести, но бури.
На Хавстейне работало несколько лавчонок, я наскрёб несколько монет и купил новую одежду, запасся деревом на амулеты, пополнил сумку с травами — хотя, конечно, у Тёмных сестёр дела с этим обстояли куда лучше. Рыжая Вива творила с мазями чудеса и вылечила все мои раны меньше, чем за дюжину дней. За работой она до боли напоминала мне Айну. Я скучал по умершей подруге и отчасти стыдился, что позволил Гулле приходить по ночам. Но живые должны жить заботами живых, и я отчего-то знал, что Айна бы меня не осудила, как не осудил бы и я, выбери она себе какого-нибудь славного простака себе в мужья.
Повинность Гуллы подходила к концу — до Полнолунья оставалась одна ночь. Вечера на острове выдались ветреными, поэтому я соорудил себе небольшое убежище в скалах. Правда, сердце чуяло, что вскоре пришлось бы окончательно перебираться обратно за частокол, потому как туч на небе становилось больше с каждым днём, и где-то вдали бушевала непогода. Я с сожалением думал о необходимости вернуться к людям.
Воины Скегги были славными, но я никак не мог привыкнуть к такому множеству лиц и голосов. Мне, выросшему на Свартстунне среди тихих жён, воспитанному духами и начертателем, куда больше нравилось почаще оставаться наедине с морем и ветром. Конгерм вернулся, похвастался роскошным оперением и снова исчез где-то в облаках. Мне было приятно думать, что он гостил у богов — Птичий царь всё же, а не простой орёл.
После заката, когда я разжигал костёр, чтобы успеть заколдовать несколько амулетов для воинов Скегги, брат сам нашёл меня.
— А у тебя тут мило, — улыбнулся он, откинув шкуру, защищавшую мой скромный приют от ветра. — Можно?
Я кивну и указал на место у костра.
— Колдуешь?
— Собираюсь. Ночь хорошая. Сильная. Хороша для амулетов на защиту.
Скегги с уважением кивнул.
— Я рад, что ты помогаешь не только мне.
— Это несложно. Главное — есть и спать вовремя. А место здесь сильное. — Я отложил деревянные плашки с вырезанными рунами и уставился на брата. — Почему ты пришёл? Есть дело?
— Да… Не дело. Просьба.
— Рассказывай.
Скегги откупорил мех, и по воздуху потянуло кислятиной. Понятно, опять это противное вино. И что они все в нём нашли? Дорогое, неприятное… Не то что хмельной мёд.
— Ко мне тут на закате кормчие заявились. Все разом. Встревоженные, взбаламученные, словно морского змея увидали. Говорят, надвигается большая буря. С севера идёт, с Ледяного моря.
— Ну погода точно портится, — заметил я. — Уже несколько дней как. Это видно не только кормчим.
— Они говорят, это какая-то особая буря. Которая, если войдёт в Сверское море, то может целую луну оттуда не выйти.
— Я о таком не слышал.
— Кормчим я доверяю, — настаивал брат. — Среди них есть те, кто по морям в саму Сарскую империю ходил. Они точно дело знают и умеют читать по ветру.
— Так тебя беспокоит буря?
— Не совсем. — Скегги щедро отхлебнул из меха и уставился на меня. — Как только мы сюда прибыли, я послал весточку старому другу. Ярлу Сигуру. У него десять кораблей.
— Большое войско.
— Для нас — да. Мы договорились, что он присоединится к нам, потому и торчим здесь. Ждем Сигура. Но сейчас я в сомнениях. Если мы останемся пережидать бурю на Хавстейне, будет плохо. Здесь ничего не растёт, запасов мало. Хавстейн живёт, пока идёт торговля. А в бури корабли ходить не станут.
— А если отправиться на Эглинойр, то пойдём слишком малым числом, — добавил я. — Скверно.
— Я в отчаянии, брат. — Впервые за долгое время Скегги действительно показался мне напуганным, растерянным и… слабым. — Передо мной два пути, и ни один из них нельзя назвать верным. Что бы я ни выбрал, может случиться большая беда. Останемся здесь — помрём с голодухи, и я потеряю войско, которое собирал с таким трудом. Пойдём малым хирдом в Свергло — рискуем там же на берегу и погибнуть. Я же не знаю, как там нас встретят… Пока что обо всем этом знает только Глоди, остальные лишь о чём-то догадываются — я запретил кормчим болтать. Но положение незавидное.
Скегги умолк и долго собирался с мыслями, а затем протянул мне левую руку, раскрыв ладонь.
— Прошу тебя не как брата, молю как начертателя, что наделён силой и отмечен богами. Брось руны и окропи их моей кровью, Хинрик. Помоги спасти мой хирд.
— Ты просишь о гадании? — уточнил я, отвязав от пояса мешок с рунами. — Или хочешь принести жертвы,
