бури и, силой напоенные, летят подобны стрелам.
— Поэтично, — заметила Маска. — И не так уж далеко от правды. Скажи ему, что метеориты — небесные тела, камни, попавшие в зону притяжения планеты.
Верховный послушно повторил.
Маг не стал смеяться, хотя звучало странно.
— Почему тогда они горят? — уточнил он.
— Потому что вспыхивают в верхних слоях атмосферы. Большая часть их там и сгорает, но крупные прорываются.
И вновь Верховный озвучил услышанное.
— Спасибо, — маг прижал руку к груди. — Это… любопытно. Правда… в вас вселился дух древнего… не знаю. Героя? Божества?
Смех маски отдавал болью в висках.
Верховный поморщился.
— Простите… пора бы усвоить, что излишнее любопытство скорее во вред идет… но сложно удержаться.
Ветер бросил в лицо едкий дым и серый то ли песок, то ли пепел. Пахнуло жаром. И Ицтли натянул поводья.
— Дальше нельзя, — голос его чуть дрогнул. — Там… огонь.
— И вправду горит… неудачно получилось, — заметила Маска. — В объезд много времени потеряем. Да и не известно, что дальше.
— Ночь скоро.
— И?
— Огненный дождь.
— Поверь, этот дождь может идти вне зависимости от времени суток.
— А ты ничего не можешь сделать?
— Могу. Создать индивидуальный энергетический щит. Хватит для тебя и, возможно, для лошади. Но остальным придется самим…
— Возможно… — маг привстал на стременах. — Я могу помочь. Я… конечно, целитель, но случалось мне кое-что пробовать… если позволите. Мне надо вперед. Я попробую раздвинуть воздушными потоками пламя… потом остудить.
— Любопытно…
— В ваше время магов не было?
— Был проект… один из многих. По совершенствованию физического тела. Как доступная альтернатива расширению возможностей. Создатели надеялись вернуть интерес к существованию в реальности.
— Только стать нужно… плотнее. У меня не так много сил, — маг вскинул руки. — И будет неплохо, если кто-то придержит… животные нервозны.
Ближайший воин подобрал поводья лошади мага.
Люди сдвинулись. И рядом оказался Акти на смурной лошаденке. До того он держался рядом, но в стороне, как и подобает хорошему рабу. А теперь вдруг смутился этой близости, съежился.
— … проект ориентировался на изменении частоты взаимодействия тела с миром и, как следствие, развитии способности поглощения энергии извне.
Лошади магов не любят.
Он взмахнул руками, потряс кистями, разминая их. Волну силы Верховный ощутил. И чувство это было не из приятных.
— Впрочем… это был не единственный проект. Точнее цель одна, но разные пути…
Похолодало.
И лошади затрясли головами, отступая. Жеребец Ицтли попытался встать на дыбы, но рука всадника была крепка.
— Вперед… — маг заставил конька двинуться. — Держитесь рядом. Плотнее… и чем быстрее, тем лучше. Позади поле будет смыкаться и, боюсь, огонь может…
— Вперед! — подхватил Ицтли. — Давай…
И кони сорвались в галоп, будто только и ждали, что этого окрика, а может, требовательного прикосновения шпор к бокам.
Копыта почти беззвучно впечатывались в темную землю. Звуки и вовсе будто исчезли. Немо открывался рот ближайшего воина. Кажется, он хотел что-то сказать, но в вязкой тишине, что повисла по-над землей, Верховный ничего не слышал, кроме этой вот тишины.
Густой.
Давящей.
Она порождала тонкий звон в ушах. И, кажется, даже Маска утратила способность говорить. Или же это не она, но сам Верховный утратил способность слышать.
Он вскинул руку, испугавшись, что все так и есть, что ныне он обречен стать прежним, обыкновенным по сути своей человеком. И пальцы коснулись золота, но не ощутили ни тепла, ни гладкости. Они будто занемели, эти пальцы.
А лошади неслись.
По дороге.
И вот уже копыта их поднимали не пыль, но седой, белесый пепел. И тот окутывал, обнимал снежными облаками. Он был одновременно горьким и сладким. Он забивал нос, проникал в рот. И Верховный плотно сомкнул губы.
Лес…
Что-то осталось.
Обгоревшие стволы, почерневшие внизу, но сохранившие какую-никакую листву или хвою, там, в вышине. А вот травы и кустарники превратились в этот гребаный пепел.
Маг…
Маг покачнулся, но усидел.
Его лицо покраснело от натуги. И вспухли кровяные жилы. И подумалось, что если он сейчас упадет, то это конец. Пламя было живо. Пусть Верховный и не ощущал жара, но вот оно, скользит огненными змеями по пеплу, спешит обогнать наглых людей…
Перескакивает через спекшиеся черные туши.
Кто это был?
Лесной бык?
Или лось?
Или кто-то еще? Главное, что сквозь оплавившуюся плоть выступали желтоватые, обожженные кости. В горле запершило. И Верховный стиснул зубы, сдерживая тошноту.
Тянуло… чем-то. Будто ветер донес запах чужой боли или еще чего-то, столь же не имеющего воплощения, но ощутимого. И маг встрепенулся, привстал на стременах, руки вытянул, явно собирая эту вот… мерзость.
Чем бы она ни была.
Стало еще холоднее.
И…
Это длилось. Как и безумная скачка по лесу, который все никак не заканчивался… первым опал пепел. Он, приклеившись к коже рук, все же оставил лицо чистым. Или просто маска обладала свойством защищать себя? Главное, Верховный сумел поднять руку и снова коснуться золота.
Теплого.
Раскаленного даже.
Следом вернулись звуки. Хриплое… дыхание? Да. Натужное, с присвистом. Его, Верховного, собственное. Стук сердца. Храп лошади, которая тоже устала. С мокрой её шкуры валились клочья пены, смешанной с пеплом.
Чей-то вой.
Скулеж.
— Заткнись, — жесткое слово, брошенное Ицтли. И выдох. — Извините… я… не думал… звуков не было.
— Все, — маг первым придержал лошадь. А может, та сама замедлила шаг.
Животные дрожали.
Животные устали.
— Что… это… было? — Ицтли выдыхал слова, после каждого делая новый вдох, словно без него, без воздуха этого, который все еще пах конским потом и гарью, он не мог говорить. — Я… ничего… не слышал. Звуки…
— Мне пришлось ставить куда более плотный щит, чем я думал… там не просто пожар. Там энергетическая аномалия… — маг задыхался, но говорил. — И выброс силы имел место. Если бы я ослабил, мы бы…
— Сгорели? — Верховный пытался нащупать флягу. В пересохшем рту язык прилипал к зубам.
И вкус пепла никуда не исчез.
Он оглянулся, убеждаясь, что и Ксочитл, и Императрица здесь.
— Не совсем… то есть, не сразу. Но такая энергия… мощная…
— Весьма, — подала голос Маска. — Вам повезло.
Повезло.
Несказанно.
А рассвет тронул небеса свежим золотом. Солнце спешило начать обычный свой путь. И в свете его было ясно видно, сколь жалки они.
— Но с другой стороны
