— И вы не считаете это подкупом?
— Не считаю. Это наша задача — обеспечить вам нормальные условия работы. Но если вы не хотите, можем обойтись и без этого. Все в ваших руках. И поверьте, я ни в коем случае не хочу вас обидеть. Вы сами можете выдвигать условия — как будете работать, на каких принципах. О чем сможете нам сообщать, а о чем нет. Я обещаю, что с нашей стороны на вас не будет оказываться ни малейшего давления. О вас вообще не будет знать никто, кроме меня, вы не будете числиться ни в каких наших картотеках. Вам даже не обязательно сейчас давать мне ответ — просто подумайте. Вот моя визитка… — Полковник достал из кармана визитку и протянул мне. Видя, что я не собираюсь ее брать, сунул визитку мне в карман рубашки. — Если что-то надумаете, позвоните. И не торопитесь! — Он поднял руку, не дав мне возразить. — Сказать «нет» вы успеете всегда. Просто подумайте над этим денек-другой, потом позвоните мне. Не стоит принимать решение второпях.
— Хорошо, — согласился я, желая поскорее закончить этот разговор. — Я подумаю. Прощайте…
— До свидания, Егор Григорьевич.
Я вылез из машины, захлопнул дверь и пошел к подъезду, размышляя о том, чем для меня может обернуться эта встреча. Уже поднимаясь по лестнице, вспомнил о визитке. Вынув ее из кармана, внимательно рассмотрел. На карточке было написано: «Анатолий Иванович Рыбаков, антиквар».
Весь вечер я думал об этом визите. Полковник знал, что предложить — именно о такой работе я и мечтал всю жизнь. Не просто делать что-то по мелочам — создавать целые коллекции, целые линии ювелирных украшений. Это совсем другой уровень, другие возможности. Не знаю, откуда он обо всем этом узнал, кто рассказал ему о моей мечте. Но попал полковник точно в десятку.
Все это было так. Тем не менее я знал, что не могу принять это предложение. Ну как можно следить за теми, кто тебе доверился, кто тебя спас? Да пусть бы и не спасли, и не доверились — все равно все это очень нехорошо пахнет. Не для меня это…
Рыбакову я позвонил утром следующего дня. Поблагодарив за предложение, сказал, что это все-таки не для меня. Пожелав всего наилучшего, положил трубку и облегченно вздохнул — вот и все…
На душе сразу стало светлее — словно распрощался с чем-то грязным, нехорошим. Посмотрев на телефон, задумчиво потер подбородок — впереди выходные, негоже сидеть одному. Подумав, набрал номер Зои — мы познакомились несколько лет назад на дне рождения у Дениса. Чем черт не шутит, вдруг она дома?
Зоя была дома. Более того, пребывала в отличном настроении. Предложила вечерком заехать к ней, я согласился. Удовлетворенно вздохнул — жизнь налаживалась…
В понедельник утром, вполне довольный собой и проведенными выходными, я шел на работу, размышляя о том, как лучше сделать заготовку для сложной витой броши — так, чтобы потом поменьше возиться с обработкой. Увы, все эти наметки оказались ненужными: зайдя в универмаг, я был огорошен известием о том, что мне отказывают в аренде мастерской.
— Почему, Валерий Сергеевич? — спросил я, оставшись один на один с директором универмага. — Мы ведь всего два месяца назад продлили договор.
— Егор, меня взяли за горло, — ответил он, пряча глаза и нервно вертя в руках ключи от машины. — Знаешь, откуда пришел приказ? — Он поднял глаза кверху.
— От самого Бога, что ли? — криво усмехнулся я.
— Почти… Прости, Егор, но у меня нет выбора. Я или тебя выгоню, или другой, пришедший на мое место — если я откажусь, мне тоже дадут пинком под зад. Тебе здесь уже не работать в любом случае. Я не знаю, во что ты вляпался, но это явно что-то очень серьезное. И не рассказывай — мне это совершенно неинтересно. У меня семья, дети. Внук скоро родится. Я не хочу в мои годы остаться ни с чем. Так что давай разойдемся по-хорошему, я дам тебе неделю на то, чтобы утрясти все твои дела. Через неделю освобождай мастерскую — ничего другого я тебе предложить не могу.
— А договор? — глупо спросил я.
— Договор — это бумажка. Если будешь упрямиться, наш юрист найдет сотню поводов для его расторжения.
— Хорошо… — тихо ответил я. — К следующему понедельнику меня не будет.
— Егор, не обижайся… — Директор отвел взгляд. — Я действительно ничего не могу сделать.
— Я все понимаю… — сказал я, повернулся и пошел к мастерской.
Новые заказы я в этот день уже не брал. Работал со старыми, на душе было удивительно тоскливо — я просто не знал, куда мне податься. Другого такого места мне в нашем заштатном городишке не найти. В Доме быта все уже занято, в магазине на Чернышевского тоже. А больше и мест подходящих нет. В лучшем случае будешь кое-как сводить концы с концами — здесь все напрямую зависит от людности места. Здесь было очень хорошо, даже смог что-то отложить на черный день. И вот он настал…
В следующие дни я продолжал разбираться с делами, пришлось даже искать одного заказчика — куда-то исчез, оплатив задаток. Выяснилось, что он лежит в больнице и сейчас ему совсем не до ювелирных дел. Вернув деньги его жене, я почувствовал себя свободным от этого долга.
Увы, беда не приходит одна — в справедливости старой истины я убедился в четверг вечером. Уже возвращался домой, подходил к ставшей родной многоэтажке — и даже замедлил шаг, увидев закопченные стены и зияющие пустыми глазницами окна.
Судя по всему, огонь бушевал здесь несколько часов назад. Все уже было потушено, на земле валялись обугленные головешки, повсюду была вода. На одном из газонов отпечатались ребристые следы колес пожарной машины.
Стоя у подъезда, я смотрел вверх — и не знал, что мне делать. По закопченным стенам над окнами можно было понять, что пожар начался этажом ниже, как раз под моей квартирой. Не считая эпицентра пожара, ей и досталось больше всего…
В подъезде все еще пахло гарью. На лестнице меня догнал один из жильцов, начал что-то рассказывать, не скрывая возмущения. Я слушал его, но не слышал. Вся налаженная жизнь летела к черту, и я это очень хорошо понимал.
Дверь квартиры была приоткрыта. Снаружи она выглядела почти целой, внутри оказалась обуглена. В прихожей все было черно и очень мокро — воды пожарные явно не жалели.
Горше всего было смотреть на мою мастерскую. Рабочий стол сгорел полностью, среди головешек можно было разглядеть закопченные инструменты со сгоревшими ручками. Шкаф превратился в странную покосившуюся конструкцию из обуглившихся древесно-стружечных плит: порывшись в головешках, я, к своему удивлению, отыскал-таки жестяную коробку с хранившимся в ней ювелирным скарбом. Снаружи она была вся закопченная, немного подгорела и лежавшая на дне коробки фланелевая тряпица. Но сами украшения почти не пострадали. Несколько минут спустя я вышел из квартиры, прикрыл дверь. Больше мне здесь делать было нечего. Если что и утешало, так это то, что теперь хозяйка квартиры вряд ли что-нибудь потребует с меня за мебель и уничтоженный паркет…
