Город же бурлил, обсуждая новую резню в квартале Проклятых. С тех пор, как я услышал об этом впервые, событие успело обрасти дополнительными подробностями, превратившими вроде бы достоверный факт в неправдоподобную сказку. Но люди верили всему, о чем говорили на улицах, и Сандора постепенно погружалась в панику.
— Вы слышали? Шипшен снял маску. Оказалось, что это и не Шапшен вовсе, а Шторн… Да-да, а я что вам говорил? Он вернулся!!!
— Я тоже об этом слышал. Он поднял мертвецов и прошел с ними через весь город. Те, кто видел это шествие, уже мертвы или находятся при смерти…
— Все это враки! Вы сами видели Шторна? То-то! На самом деле это была Рута…
— А вы видели ее собственными глазами?!
— Нет, но ее видели мои знакомые и я им верю.
— А я вообще не верю в эти байки! Ерунда все это.
— Ерунда, говорите? А вы заметили, что на улицах нет ни одного нищего? Когда такое бывало.
— Ну и где же они, по-вашему?
— Мертвы. Мой знакомый стражник из Вейдана говорит, что сам видел растерзанные трупы, устлавшие весь квартал Проклятых. Некоторые совсем свежие. А иные — такое впечатление — будто пролежали в земле несколько дней. Но самое страшное, что они были залиты кровью, а в зубах некоторых из них видели куски человеческой плоти.
— Великий Страж… Что же теперь будет?
— Кто знает? Власти в растерянности. Городской совет приказал пока запереть ворота в квартал Проклятых.
— Сначала нужно было сжечь все тела!
— Кто же после всего случившегося рискнет туда сунуться?
Склеп Нижнего Асхонела был обнесен забором. Опорами служили столбы, увенчанные четырехликими идолами. Это и были знаменитые Деревянные Стражи. Они были неотъемлемой частью любого варголезского поселения — будь то город или небольшая деревушка. Особенно на правобережье Орика, где некогда существовал даже Охранный пояс, окружавший Гонготские болота, препятствуя проникновению в Кудомский лес обитавшей там нечестии. Вытянутые потрескавшиеся от времени лица с выпученными глазами смотрели на четыре стороны света, отпугивая духов. Такие же столбы стояли у каждых сандорских ворот. Кроме того, на стенах были вырезаны каменные лики, удерживавшие духов на расстоянии от города. Особое внимание уделялось склепам, так как слабые бесплотные духи, сами по себе не представлявшие особой опасности, способны были вселяться в мертвые тела, а восставшие покойники, управляемые разумными существами, могли доставить немало хлопот и неприятностей.
Ворота во внутренний двор склепа запирались только на ночь. Днем же они были распахнуты для всех желающих почтить память предков. Однако сегодня таковых не наблюдалось: взбудораженные горожане смаковали последние новости, в предчувствии грядущей беды закупались провизией в надежде переждать лихое время в подвалах своих домов, а самые дальновидные спешили покинуть Сандору, пока не стало поздно.
Склеп представлял собой помпезное украшенное каменной резьбой сооружение без единого окна с покатой черепичной крышей и стрельчатой аркой главного входа. Кроме чисто декоративных функций оно содержало ряд служебных помещений для обслуживающего персонала. Работа при склепе во все времена считалась не только почетной, но и прибыльной. Правда, и забот хватало. Обязанности смотрителей были более чем обширными: обход территории, уборка, реставрация. Отдельная группа предоставляла услуги похоронного бюро. Ее представители готовили тело усопшего, препарируя его и смазывая какими-то маслами, предохранявшими от скорого разложения и паразитов, а так же убивавшими трупный смрад. Зарплата начислялась с так называемой поминальной подати плюс значительные суммы, получаемые непосредственно от родственников покойного и прочие пожертвования…
Как только двое живых скрылись в склепе, тайком сопровождавший их дух устремился обратно к повелителю…
…Внутри склепа было сумрачно и прохладно. Посреди пустого помещения стоял стол, за которым сидел служащий — молодой человек лет двадцати пяти в длиннополом кафтане, — корпевший над книгой учета. За его спиной возвышался каменный шкаф, на полках которого стояли толстенные фолианты.
— Хорошего дня, почтенные, — поприветствовал он нас, с удовольствием оторвавшись от рутинной работы. — Могу я вам чем-нибудь помочь?
— Можешь, — довольно грубо отрезал Растиф, скинувший с головы капюшон. — Мы хотим почтить память… нашего дальнего родича.
— Назовите его имя и дату смерти, и я укажу вам место его захоронения.
— Его звали Неллис, — ответил Растиф.
Я предпочел не вмешиваться в дела, в которых ни черта не смыслил.
— Просто Неллис? Хм… Хотелось бы уточнить, потому как Неллис довольно распространенное имя. Как звали его отца?
— Понятия не имею.
Представитель ритуальных услуг недовольно поморщился, намекая нам, что следовало бы больше интересоваться своей родословной. Так велят традиции и элементарное уважение к памяти предков.
— В каком году он отправился на суд Великого Стража?
Мы с Растифом переглянулись.
— Точно неизвестно, — виновато пробормотал Ищейка. — Сразу после войны Мастеров. — И словно в свое оправдание тут же добавил: — Сам должен понимать, что время тогда было смутное, тяжелое.
Служащий печально вздохнул, и поднявшись со стула, подошел к шкафу. Пробежавшись глазами по корешкам книг, он вытащил одну со второй полки и вернулся к столу.
— Предлагаю для начала ограничиться пятью послевоенными годами.
— Валяй!
Служащий открыл книгу, быстро перелистал несколько страниц, а потом начал просматривать списки, проводя водя пальцем по листу.
— Неллис Броги. Скончался в 443 году, похоронен дочерьми…
— Это не он! — перебил я его. — У нашего Неллиса не было родственников.
Служащий пристально посмотрел на меня, и я понял, что сказал лишнее. Но он сделал вид, что не заметил моей оплошности и вернулся к книге учета.
Он что-то бормотал под нос, листая фолиант, Растиф, заложив руки за спину, мерил шагами холл, а я, разгоняя скуку, рассматривал украшавшие стены фрески.
На одной из них была изображена сцена суда… точнее — СУДА. Того самого, на котором Великий Страж оценивает пройденный каждым умершим жизненный путь. Канонически это был великан богатырского телосложения, облаченный в сверкающие доспехи и держащий в руках Книгу Судеб. Правда, читать ее он не мог по той причине, что был слеп. Зрения он лишился в битве с армией нечисти, хлынувшей на побережье Сангарского моря в те лихие времена, когда варголы мало чем отличались от нынешних кочевников Олфирских степей. Поэтому на изображениях его глаза прикрывала черная повязка. Но слепота ничуть не мешала Стражу вершить справедливый суд. Напротив, благодаря своему изъяну он оценивал почивших непредвзято и считался неподкупным и справедливым. Перед Стражем стояла толпа ожидавших своей очереди людей, ничем не отличавшихся от живых. На заднем фоне фрески маячила стена, в которой я насчитал дюжину дверей. По вынесении вердикта Страж открывал одну из них, и душа новорожденного отправлялась на перерождение в новый мир. Впрочем, кое-кому приходилось вернуться в знакомые ему края и попытаться исправить совершенные ошибки. А некоторых ожидали Центальские врата, представленные на фреске в форме пасти гигантского чудовища, пожиравшего клятвопреступников, убийц, предателей и прочий преступный сброд. Кстати, очередь туда была ничуть не меньше, чем к прочим порталам, что красноречиво говорило о царивших в Варголезе нравах.
