Оба замолчали.
«Что есть Бог?
Не вдаваясь в детали и различия написания слов, Аллах и Яхве. Не вдаваясь в семантику и психоанализ. Не углубляясь в научные трактаты и священные книги. Что есть Бог?
Сама постановка этого вопроса свидетельствует в пользу его существования. Бездарная попытка установить в начале века научный атеизм как религию для масс потерпела крах. Человечеству нужен Бог. И оно, человечество, успешно сосуществует с ним всю свою эволюцию. И Бог сам изменяется вместе с человечеством. От Бога-Человека до Бога-Символа. И само наличие такой эволюции не означает улучшения Бога-Потомка перед Богом-Предком. Стремление Вселенной к энтропии только подтверждает этот факт, и кажущаяся сложность концепции Бога-Символа не должна нас успокаивать. Гораздо труднее оправдать, понять и принять существование Бога-Человека, реально существующего и могущественного, чем некую абстракцию, условно выраженную в каком-либо символе. Людям древности было одновременно и просто и сложно. Их Вера отталкивалась от Бога— Человека. Реального и понятного, но, вместе с тем, необъяснимо могущественного. Со времени поворота в человеческой истории, когда люди стали на путь развития науки, верить в Человека стало значительно сложнее. Где он живет? Почему молчит? Где то облако, на котором сидит седобородый старик? Мы облетели небеса, вышли за пределы атмосферы, докопались до магмы. Где он, Бог? И тогда на смену Богу-Человеку пришел Бог-Символ. Иносказательность стала его силой. Метафора — его словом. Теперь под этой Великой Абстракцией можно было скрывать что угодно. Наверное, будет правильно сказать, что с приходом Символиста настоящий Бог ушел в тень. Человеку было отказано в могуществе и знании. Теперь миром стали править условности.
И если в прошлом вопрос „Что есть Бог?" звучал глупо, то сейчас он вполне уместен.
Человек прошлого не воспринимал, не мог воспринять Бога как некую условность. Такой вопрос звучал бы неуместно, так же как для ребенка глупо звучит вопрос „Что есть мама?" Мама это человек. Живое существо, кормящее, заботящееся, близкое. Так же и Бог для человека прошлого не мог отвечать на вопрос „Что". Только „Кто есть бог?" Именно так. С маленькой буквы. Ибо выбор во времена Бога-Человека был множественен.
Бог стал Богом, только утеряв свою человеческую сущность. Теперь мы стоим на пороге нового витка в божественной эволюции.
Бог-Символ проецирует себя из духовного в реальный, материальный мир. Если Бог-Человек был материален, то и Бог-Символ, новый, будет материальным символом! И он, конечно, находит для этого наиболее популярную форму. Разбиваясь, таким образом, на множество небольших божков, сильно зависимых от чего-то главного. В нашем мире, который весь построен на условностях и абстракциях, появляется нечто материальное, проникающее во все области жизни.
Миллионы людей держат это в руках. Отдают. Приобретают. Думают об этом. Каждую секунду на Земле кто-то думает об этом. Боится. Радуется. Переводит из одного банка в другой.
Да! Я говорю о деньгах!
Бог-Символ, ушедший от нас, утративший плотность, теперь возвращается во вполне материальном обличии. Он находит апостолов нового времени, чтобы диктовать народам через них свою волю.
Как это согласуется с Торой и были ли к этому знаки в прошлом, нам и предстоит выяснить. Однако должен вас заранее предупредить, многим, увы, может не понравиться мое выступление».
Из выступления С. А. Гаупмана на конференции Союза иудаистов-реформистов — «Мицва».
Избранные тексты очень известной женщины:
«Сегодняшние узники совести — отказники от военной службы».
Новости плавно закачивались в «Palm», на кухне заваривался кофе. Вокруг царил покой, неторопливое течение жизни. Даже соседи не спешили поднять традиционный утренний ор.
Константин стоял посреди комнаты и старался понять, что же все-таки было не так.
Процесс формирования новой организации шел по плану, разработанному умными ребятами из администрации Президента. Кандидаты проходили тесты, собеседования, заносились в базу данных. Первая группа готовилась пройти обучение.
— А что, собственно, не так? — поинтересовался Костя у выключенного монитора. Ответа не последовало. — Может, я нервничаю не по делу?
Он прошелся от одной стены до другой, что само по себе было уже дурным признаком. Носиться от угла к углу Орлов начинал только в минуты «кризисных решений».
Костя сходил на кухню, прихватил кофе. Вернулся с ним в комнату.
Потом недовольно дернул щекой и вышел в коридор к телефону. Набрал номер.
На том конце линии долго не отвечали, но наконец женский голос произнес:
— Приемная Александра Степановича Толокошииа.
— Здравствуйте, можно с Александром Степановичем поговорить? — поинтересовался Костя, чувствуя странную неловкость от глупости заданного вопроса.
— Как вас представить?
— Константин Орлов.
— Одну минуточку.
В микрофоне запиликала разбитая на восемь голосов битловская «Мишель». Звучало ужасающе.
— Александр Степанович сейчас занят. Перезвоните, пожалуйста, позже. Или, если желаете, я могу передать ему сообщение.
— Нет, спасибо. До свидания, — Орлов повесил трубку. — Фигня какая-то.
Он некоторое время постоял в нерешительности, а потом хлопнул себя свободной рукой по лбу. Кофе перелилось через край, несколько капель плюхнулись на пол.
Костя поставил кружку на край и принялся разгребать бумажный мусор на столе. Как всякий человек мысли, он терпеть не мог наводить порядок на рабочем месте. С одной стороны, в упорядоченном и каталогизированном мире значительно проще ориентироваться. Все на своих местах. Под номерком и табличкой. Но с другой стороны, в такой систематизированной вселенной было что-то… бездушное. Именно Душа отсутствовала у рабочего места, на котором был наведен порядок. А куда же русскому человеку без души?
Хотя и у такого «душевного» подхода были свои негативные моменты. Например, обнаружить под принтерными распечатками, газетными вырезками и исчерканными карандашом бумажками сотовый телефон было решительно невозможно.
Наконец черная коробочка нашлась.
Заодно вынырнули из небытия некоторые заметки по новой статье, а также так и не отредактированные распечатки будущей книги.
Отхлебнув кофе, Костя набрал номер Толокошина.
Ответили почти сразу же:
— Толокошин.
— Сашок!!! — гаркнул Орлов в трубку и ухмыльнулся, представив, как морщится руководитель администрации. — Привет!
