– Вчерашний день, – пробурчала я в ответ. И тут же всполошилась: – А откуда вы взяли, что я госпожа?
– А разве нет?
– Но ведь на мне мужской костюм, – напомнила я.
– Мне не нужно разглядывать ваш костюм, я вижу вас.
– И что вы такого увидели, что решили, будто я госпожа?
– Увидел ваши нежные руки, каких не бывает у прачек, нежнейшую, ничуть не обветренную кожу на вашем очаровательном личике – чего не встретить у крестьянок, прямой и восхитительно-честный взгляд, каких не бывает у служанок, – добросовестно принялся перечислять нахал.
– Много вы знаете про служанок! – возмутилась я, вспомнив свою честную и прямолинейную Лизавету.
– Увы мне, но довольно много… – понурился нахал. Однако тут же вновь просиял улыбкой. – Но эти знания получены до встречи с вами, госпожа. И это позволяет мне надеяться…
– Что?! – грозно повысила я голос.
– Так, понял, надежды нет! – немедленно пошел на попятную самоуверенный нахал, не переставая при этом улыбаться во весь рот. – Поэтому о ней и говорить нечего Вернемся к вам и вашим чертам, по которым в вас безошибочно угадывается госпожа. Ведь еще так много осталось неперечисленного!
– Ниже подбородка опускаться не рекомендую, – посоветовала я.
– Что ж, тогда перейдем сразу к главному вашему достоинству, сразу и навсегда выделившему вас из всех не только мужчин, но и женщин, мне известных.
«Все-таки заметил Филуману…» – холодея, подумала я.
– А именно к вашей невероятной решительности.
Мне чуть полегчало.
А краснобай продолжал заливаться соловьем:
– Такого необычного качества были начисто лишены все встречавшиеся мне женщины!
– Ну вот, сами признали, что я не женщина, – решила поупорствовать я. – Женщины решительности лишены, так, значит?
– Нет, это значит, я просто никогда не встречал таких смелых, честных, решительных и одновременно нежных женщин! Таких, как вы.
Я фыркнула: – Бросьте ваши штучки. Может, вы думаете, что это ново и интересно, а на самом деле это старо и имеет вполне определенное название. Это комплименты. Дешевые безделушки, которые мужчины всегда применяли, когда хотели подкупить женщину.
– Но я не собираюсь вас подкупать. Я собираюсь вам помочь!
– А мне нужна помощь?
– Разумеется. И вы сами это прекрасно знаете.
– Интересно – в чем?
– Догадаться нетрудно. В отстаивании своих прав. Опа! Сердце вновь рухнуло в пятки.
– Прав? На что? – небрежно поинтересовалась я, чувствуя, как коленки начинают дрожать и предательски подгибаться. Если он действительно знает, кто я такая, и осведомлен, на что могу претендовать, то моя будущая жизнь может оказаться вовсе не долгой – всего лишь до ворот княжеской усадьбы Шатровых, где ныне властвует Георг Кавустов.
– На счастливую жизнь! – заразительно улыбаясь, сообщил мой собеседник.
Меня его радость не впечатлила. «Не много ли на себя берете, молодой человек?» – хотелось спросить. Но вместо этого я спросила:
– Как вас зовут?
Брови у него вновь взлетели. Уж чего он от меня ждал, не знаю. Или рассчитывал, что после его хвастливого заявления я, осчастливленная, тут же кинусь ему на шею со словами вечной благодарности?
– Итак?
– Михаил, – ответил он и слегка склонил голову, как бы представляясь.
Еще щелкнул бы каблуками со шпорами – был бы вылитый гусар. В полевом зеленом мундире с серебряным шитьем.
– Итак, серебряно-зеленый Михаил, вы служите какому роду?
– Роду Квасуровых, – значительно произнес он.
Судя по внимательному взгляду буквально впившихся в меня темно-карих глаз, эта фамилия должна была произвести на меня впечатление.
Не произвела. Но на всякий случай я предположила: – Конечно, это сильный и богатый род? Он молча кивнул.
– И ваш хозяин – значительный и сильный господин? Новый серьезный кивок.
– Тогда не будем терять времени. Если вы и впрямь решили мне помочь, то пойдемте к вашему господину прямо сейчас. Вдруг он на самом деле сможет помочь?
«Потому что на другую помощь рассчитывать пока что не приходится», – добавила я мысленно.
Михаил продолжал пристально изучать мое лицо. Так пристально, что мне стало не по себе и захотелось прервать это занятие.
– Ну? – требовательно спросила я. – Или уже передумали помогать?
– Вы еще более смелая, чем мне показалось сначала, – негромко подытожил свои наблюдения Михаил. – Так спокойно решиться принять помощь Квасуровых!
В груди у меня опять екнуло. Боже, во что же я вляпалась на этот раз?
– Это столь сильный лыцарский род? – поинтересовалась я небрежно.
– Княжеский, – мягко поправил он.
– А у князей… Квасуровых не принято просить помощи? – не без дрожи в голосе выговорила я. – Они такие страшные? Но Михаил уже опять улыбался:
– При вашей смелости вам можно просить помощи у кого угодно. И у Квасуровых тоже.
Просить помощи – это пожалуйста. А вот получить… Два до сих пор встреченных мною в этом мире лыцара не слишком жаждали помочь бедной девушке. А один – так совсем не жаждал. Скорее наоборот. Если к ним добавится еще и могущественный князь Квасуров…
Но отступать было некуда.
– Почему же мы до сих пор стоим здесь? – пожала я плечами.
* * *
Хатка имела совсем уж затрапезный вид.
– А князья Квасуровы действительно так могущественны? – уточнила я.
– Не сомневайтесь, – заверил Михаил, распахивая передо мной низенькую, жалобно скрипнувшую калиточку.
– Угу, – покивала я головой, окидывая задумчивым взглядом дворик, заросший травкой, и узкую тропку, ведущую к серому, давно не крашенному крылечку.
Пригнув голову, чтоб не ушибиться о низкую притолоку, на ступеньки крыльца выскочил мой курносый шпион.
– А-а! Попалась рыбка в сети! – захохотал он.
После такого приветствия можно было б и перепугаться. Но я не позволила себе этого делать: мысли бородатого ухаря не демонстрировали ничего, кроме радости за дружка, охомутавшего такую девку.
– Никодим! – строго прикрикнул на него мой провожатый, и тот с дурашливым почтением вытянулся в струнку, освобождая мне дорогу.
Внутри хибарка выглядела чуть получше. Чисто побеленные саманные стены были увешаны яркими и, наверно, дорогими коврами. Однако даже толстый ворс не мог скрыть вопиюшую бугристость и неровность стен. Пол в горнице был земляной и тоже не слишком ровный. Зато лавки по двум сторонам сверкали свежей оструганностью, наполняли помещение веселым новогодним духом только что спиленной елки и даже кое-где еще плакали медовыми капельками смолы. Сверху они были застелены шкурами – коричневым мехом кверху. Уж не медвежьими ли?
