Затем сник, словно отрубили питание, упал на сиденье и просидел так минут двадцать. Проспал наяву, пока все тот же искалеченный бородач не вернул его в реальность из мира успокаивающих грез. Чокнутый что-то просил, благодарил, бормотал.
Вот тогда-то он и сорвался по-настоящему. Быстро, без лишних слов дошел до Чокнутого и избил его, после едва не пристрелив. Раненый скулил, неловко уворачивался и прятал сломанную ногу, пытаясь за мотоциклом укрыться от рушащихся на него ударов.
– Если бы не ты, – сказал тогда Андрей, – я бы никогда, слышишь, никогда не застрял бы на этой долбаной трассе! Я бы не стрелял в людей, не убивал женщин! Я бы не стрелял, в детей!
Он сказал это, лупя Чокнутого рукояткой пистолета по плечам, затем сказал что-то еще. И еще. Когда он пришел в себя, байкер совершенно забился под «Урал», скуля и зажимая руками разбитое лицо.
Тогда Андрей обтер заляпанный пистолет, смахнул кровь со штанины, небрежно выбросил на дорогу стандартную аптечку, пакет провианта на один день и ногой подтолкнул к Чокнутому нож.
– Ты остаешься, а я уезжаю, – сказал он, – можешь до конца своих дней молиться, что я тебя не убил.
Так он тогда сказал. Или почти так. Он не помнил.
А затем он починил колесо. Собрал в машину вещи.
Опустошенный, двигаясь на автомате, сел за руль. Одну задругой выкурил две сигареты, перезарядил карабин. Закрыл глаза, неумело помолился, завел мотор.
И уехал.
Уехал, более не оборачиваясь, выпотрошенный, словно рыба. Сожженный, словно лист бумаги. Уехал, изо всех сил стараясь не закрывать глаз, что безвольно смыкались, рождая образы прокаженных. Чокнутый что-то кричал вслед.
Дорога молчала, чувствуя настроение человека. Молчал киборг. Молчал человек.
Царский советник одну ногу через порог занес, а другую не переносит, замолчал и про свое дело забыл...
«Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Русская народная сказка.
Ехали медленно. Гораздо медленнее, чем на то рассчитывал Андрей, еще в городе строя планы поездки. Пока выдвинулись, потом остановка в кафе, ну ладно, это ерунда, потом засада, драка, ремонт, испорченная ходовая, не позволяющая на хороших кусках трассы выжимать из машины больше, чем полтинник.
Это определенно никак не укладывалось в отведенные (с резервом, надо отметить) четыре-пять часов на поездку. Андрей начал ерзать и все чаще поглядывать на часы. Тусклое пятно по левую руку от машины, выполняющее на небосклоне обязанности солнца, медленно, но неотвратимо ползло вниз, грозя в ближайшие три часа рухнуть за горизонт.
А когда за очередным из поворотов на дороге показалось Мошково, Андрей понял, что до темноты в Болотное он сегодня точно не доберется. Даже доведя машину до смерти и выжав максимальную скорость.
– Гонзо, – сказал Андрей и не узнал собственный голос, вылетающий из пересохшей глотки. – Гонзо, карту.
Мигом появившийся из заднего отсека крыс деловито запрыгал по клавишам панели. Компьютер пискнул, активировался, и над рычагом передач, справа от Андрея, в воздухе вырос прозрачный зеленый квадрат карты. Карта мигнула, еще и пошла крупной рябью – барахлила система.
Андрей снизил скорость и наклонился к компьютеру, внимательно вглядываясь в черточку трассы М53. Брови его медленно сошлись на переносице.
– Я жму на предельной скорости, машина все равно урчит и бряцает, словно разбитый велосипед, а согласно карте, – он вздохнул, поведя затекшими от неподвижного за последний час сидения плечами, – мы только что прошли лишь половину пути.
Киборг взглянул в окно, перебрался на соседнее кресло и ничего не ответил. Да и не надо было. Джип миновал покосившийся, но хорошо различимый указатель «Мошково». Они въехали в село.
– Тут живут. – Андрею послышалось, что в голосе Гонзо просквозило удивление. – Смотри, правда живут...
Андрей видел. Село на самом деле оказалось на удивление жилым. Об этом говорили дымы над трубами, рев тракторного мотора на соседней улице, линии электропередач, тянущиеся от автономного генератора, и крики ребятни, влетающие вместе с прохладным воздухом в приоткрытое окно.
Они миновали несколько покосившихся домов на окраине и въехали в по-настоящему жилую часть села – с убранными и крепкими домами. Она начиналась сразу после импровизированного блокпоста – кирпичной будки со смотровой площадкой на крыше, сваренной из жести. На будке, смоля самосад, чинно восседали, воздев к небу длинные арбалеты, двое охранников из местного гарнизона. Мужики в ватниках, даже не поворачивая голов, небрежно осмотрели проползающий под поднятым шлагбаумом джип и вернулись к неспешной беседе, дымя папиросками. Не боятся, ух ты!
Андрей сбавил скорость, рассматривая село. Автономия, маленький мир. Колокол, набатный, наверное, на вышке, электрические кабеля сами устанавливали, генератор. Церквушка за рядами домов, магазин, пара ларьков, несколько ухоженных, не чета тем, что в лесах, деревьев. В архитектуре, в частности в ремонте и реконструкциях старых домов, практически не используется дерево – стало совсем плохим. Тут больше кирпича, если хозяин побогаче, или жести. Металлом обшитые стены, будки, крыши. Видны старые надписи, блеклые, выгоревшие. Облупленная краска. Очень похоже на домики, что дети строят из кресел, стульев и пледов в своей комнате. Только вот выглядит не так мило. На улицах кое-где установлено освещение – здоровенные прожектора и... Андрей опустил голову к стеклу, приглядываясь, воронки громкоговорителей! Бывшее здание милиции. Кто тут сейчас? Местный шериф?
Народу на улицах было мало, и после забитых, словно последний рейсовый автобус, улиц Новосиба Андрей их вообще не замечал. Дети, спешащие куда-то взрослые, пара стариков на завалинке возле разломанного комбайна.
Дорога, она же центральная улица села, как это и можно было предположить, вскоре привела машину на центральную площадь – пустой пятак посреди поселка, огороженный несколькими домами да заборами, от которого в глубь села разбегались улочки поменьше.
На площади размещался еще один, покрупнее предыдущего, магазин, закусочная, как всегда пестрящая множеством вывесок и приглашений. А также здание сельского клуба, подо что отведенное сейчас, одним мошковцам известно, и двухэтажное серое строение – видимо, административный Центр.
На покрытой щебнем, а после залитой гудроном площадке перед закусочной, видимо изображавшей из себя стоянку, были гордо припаркованы две запряженные лошадками телеги и мотоцикл. Не такой, как у Чокнутого и его покойного дружка, а нормальный, колесный, с люлькой даже. Выпуска конца прошлого века.
