даже как? — я удивился.
Он вышел и прошагал мимо меня, гордо вздёрнув подбородок. Такое чувство, как будто его в этом видении взгрели, как нашкодившего пацана.
— Идём к Вертуну, сын мой, пришло время тебе стать Привратником, — таинственно произнёс он.
Меня это так ошарашило, что я послушно встал и, не отряхиваясь даже, последовал за ним. Но Филиппо вдруг остановился, и, оглянувшись, с поджатыми губами посмотрел на расколотый камень.
— Тим, ты это… кхм… магострел-то возьми на всякий случай.
Мы шли к Вертуну, пробираясь через расщелины между отвесными скалами и карабкаясь на крутые склоны. Иногда приходилось останавливаться, и прислушиваться всеми фибрами души и чакр…
Прислушивался я, потому что в плане чувствительности к стихиям Филиппо был обычным Безлунным. И мне даже было слегка непонятно, кто из нас кого ведёт к Вертуну.
— Гордыня имеет разрушительные последствия, сын мой, — словно прочитав мои мысли, сказал одноглазый.
Я как раз стоял на вершине очередного гребня, разглядывая окрестности через линзы магострела, и Филиппо только-только вскарабкался следом. Он сел, пытаясь отдышаться — не по годам ему были такие скачки по горам.
Хмыкнув, я спросил:
— А как же Безлунный преодолел бы этот маршрут?
Я показал в сторону, где под навесом гигантского камня чернел валун странной формы.
— Вот там, например, «уголёк» спит… А камень-то соблазнительный, так и хочется под его тенью отдохнуть. Как бы ты его почуял?
Солнце действительно забралось уже высоко, и довольно сильно припекало. Филиппо присмотрелся к камню, потом со вздохом ответил:
— Незримая хранит нас на путях наших, и только чистота помыслов…
— Ой, не заливай, — я плюхнулся рядом, положив винтовку на колени, — Филиппо, ну пусть я Иной, но мозги же у меня на месте.
Старик скривился, потом вытащил и показал кулон. Он представлял из себя несколько колец, вправленных друг в друга по мере уменьшения. Кольца имели какую-то свободу движения, и вращались в разные стороны, причём довольно бодро.
И чем-то это мне напоминало артефакт, которым пользовались солдаты, чтобы определять активность вертунов.
Я жадно прислушался к кулончику, пытаясь распознать, какая магия там запакована. И опыт работы с пирусными пулями сразу же дал себя знать — уже знакомые мне плетения всплыли в памяти.
Правда, маг-технарь закрутил их довольно оригинально, придав зеркальное направление — он запрограммировал кулон на защиту, а не разрушение. Тут же я распознал слабую псионику других стихий, но плетения увидеть уже не смог, ведь это не была стихия огня.
Получалось, артефакт универсальный. И это давало как плюс, так и минус…
Я, например, остро почувствовал элементалей огня, но то нападение «снежка» показало, что другие стихии мной воспринимаются плохо. Зато артефакт худо-бедно мог чуять все стихии.
— Вращается, — задумчиво сказал я, разглядывая кулон.
Филиппо спрятал своё сокровище и сказал:
— Потому что Красный Вертун близко.
— А «уголька» почуять сможет? — я снова показал под большой камень.
Старик вздохнул и честно признался:
— Нет, Тим, он не настолько чуткий, как ты. Почует, только когда «уголёк» уже кинется, ведь спящий элементаль почти не излучает энергию стихии. Да и вообще, если бы не Незримая, я бы и так не рискнул пойти сюда сейчас!
Усмехнувшись, я помог старику встать. Универсальность артефакта навряд ли превышала моё чутье — когда «снежок» нападёт, времени заметить волнение кулона не будет.
И опять получалось, что моя общая чувствительность к псионике всё-таки надёжнее…
* * *
Мы услышали Вертун раньше, чем увидели, и мне уже был знаком этот звук. Громкий рёв и надсадный треск хорошо долетали эхом из-за вершин, и казалось, будто где-то там горит лес.
Филиппо сразу же пояснил, что обычно Вертуны ведут себя потише, но Луна ушла и всё такое…
По мере приближения к Красному Вертуну всё больше скал вокруг были покрыты сажей, и стали попадаться обугленные кустарники. Травы здесь вообще не было, зато ветер поднимал пепел и золу из-под ног, стараясь забросить побольше в глаза.
Здорово измазавшись в саже, мы подползли к кривому ряду валунов и выглянули. Впереди был небольшой пустырь, окружённый мелкими скалами и такими же камнями, за которыми мы прятались.
А в центре — он…
Ревущий огненный шар, слепленный из красных вихрей плазмы и оранжевых всполохов пламени, очень напоминал пожар в невесомости. Пару раз мне пришлось видеть такое, и непроизвольно я вздрогнул — огонь в невесомости был очень опасен и практически невосприимчив к тушению.
Красный Вертун едва превышал два метра в диаметре, и почти на треть утопал в земле. Грунт на несколько шагов вокруг давно оплавился, отблёскивая настоящим зеркалом, и заметно чадил дымом.
Внутри меня радостно подёрнулся источник силы, оставленный Одержимым. Он словно подключился к зарядке и стал жадно впитывать энергию — здесь темпы насыщения были гораздо выше, чем там, возле хижины.
Я подумал, что можно будет обойтись и без таблетки пириума, которую я взял на всякий случай, ведь «угольков» рядом с Вертуном должно быть очень много.
Их действительно было так много, что пришлось держать магострел наготове. Тот тут, то там они сидели неподвижно, медленно двигая головами и лениво оглядывая горы.
Моё чутье регистрировало ещё несколько штук спящих, и я сразу же предупредил Филиппо, тронув его за плечо. Старик оглянулся, и я показал ему на небольшой валун, в десяти шагах от нас. Камень как камень, в этом обугленном мире сажи и пепла ничем не отличался от остальных.
Энергии здесь было огромное количество, и я даже чуял, что смогу превратиться в «уголька». Но это надо было оставить на крайний случай.
Старик глянул наверх и вздохнул. Небо чистое, ни единого облачка, светит яркое солнышко, и никаких лун.
— Жаль, Красной Луны нет, тебе было бы легче, — сказал он, спрятавшись обратно за валун и прислонившись к нему спиной, — Подождём Пробоину…
Он откупорил пробку у фляги, глотнул и предложил мне. Я примостился рядом, тоже оглядывая чистое небо. Мы оба знали, что чёрная клякса Пробоины прячется где-то за вершиной, медленно поднимаясь по небосводу в зенит.
Закрутившийся порыв ветра перекинул с пустыря горсть жара вместе с пеплом, и мы с Филиппо едва не чихнули, зажимая носы.
— Я встречал уже Вертуны, — задумчиво сказал я, — В заросших полях, и там не было такого пепелища.
— В бетон, наверное, закатали, — пожал плечами Филиппо, — Гордый человек давно пытается приручить
