подругой из Ярославля. Несколько писем оказались от матери.
Пообщаться с троюродным братом, который в прошлой жизни являлся моим дедом, удалось в воскресенье. На этот раз телеграмма пришла Лизе, там был указан телефон, по которому мы могли созвониться.
Разговор состоялся вечером. В гостиной на столе стоял массивный чёрный телефон с блестящим диском. Первым звонил я. Лиза и Ника сидели здесь же и ждали своей очереди. Лизе, разумеется, тоже не терпелось пообщаться с братом.
Я набрал номер, в трубке раздались гудки, а затем — незнакомый мужской голос. Он совсем не походил на скрипучий голос деда, оставшийся с детства в моей памяти. Ещё и звук был паршивый, с помехами. Прямо-таки чувствовалось, что на другой материк звонишь.
— Здравствуй, Валентин, это Алексей, — проговорил я.
— Алексей? Не может быть. Ты как? В порядке? Где ты? — завалил меня вопросами Валентин.
— Ты разве не получил телеграмму?
— А ты мне что-то отправлял?
— Ника отправила позавчера.
— Нет, я не получил. Мы из того города быстро уехали. Вчера прибыли в Мумбаи, и я сразу же послал телеграмму Лизе, но не думал, что услышу тебя. Ты в безопасности? Я рад.
Ага, рад он, как же. Да плевать он на меня хотел. Только вид делает.
— Меня тоже чуть не убили.
— Да? Кто?
— Как сам думаешь? Ты уехал, и даже не знаешь ничего.
— Прости, Алексей. Я бы тебя забрал, но мы не знали твоего адреса, — стал оправдываться Валентин. — Ужасно торопились. Когда мне позвонили, я понял, что дела плохи. Очень плохи.
Снова брехня. Ника знала мой адрес, значит, и Валентин знал.
— Ты сам в порядке? Без приключений добрался? — поинтересовался я из вежливости.
— Было несколько перипетий, но слава Богу, всё хорошо. Доехали. Живы, здоровы, нашли неплохую гостиницу. Сейчас будем искать квартиру.
— Думаешь там поселиться?
— Не знаю, я пока не решил. Если хочешь, ты приезжай. Мы тебя дождёмся в любом случае.
— Нет, Валентин, я остаюсь в Москве. Теперь ведь я — глава рода.
В трубке повисло молчание.
— Алексей, боюсь, это невозможно, — проговорил Валентин. — Ты ведь…
— Изгнанный, — перебил я его. — Да? Знаю. Но я намерен вернуть фамилию. Я обрёл дар, а теперь ещё и поступить в Первую Московскую Академию. Поэтому — нет. Здесь мой дом, и я сделаю всё, чтобы возродить наш род.
— Боюсь, я ничего не понимаю. Как такое возможно? Академия? В неё мало кого берут. Это не шутка?
— Лиза уже собирает документы. Как только они будут готовы, приступлю к учёбе. Не веришь, спроси у неё. Так или иначе, теперь я — единственный Дубровский в Москве.
— А если тебя снова попытаются убить? А если арестуют? Тебе надо уехать хотя бы на время, пока там всё не уляжется.
— Вряд ли арестуют. Смотри. Шереметев хотел получить наш завод, и он его получит. Для этого всё и затевалось, ради этого стоило напрячь третье отделение. А у меня ничего нет. Какой смысл со мной возиться? Твои кофейни тоже никому нужны.
— Как ты можешь быть так спокоен, когда твоих родителей убили? Ты хоть осознаёшь, сколь могущественен наш враг?
— Глава первого отдела — не вся власть в стране. В общем, живи, как считаешь нужным, а я не позволю Дубровским кануть в лету. И не беспокойся за артефакты. Мы с Никой их найдём.
— Сказать по правде, я до сих пор плохо понимаю, что происходить.
Валентин казался растерянным. Стоило ли его за это осуждать? Человек узнал про убийство и аресты родственников, испугался до дрожи в коленях и в панике свалил. Ничего удивительного. Многие на его месте поступили бы так же. Обидно было другое: стоило мне сменить фамилию, и для бывших родственников я стал никем. Ради меня даже никто не почесался. Однако сейчас обиды следовало приглушить, а лучше и вообще не принимать на свой счёт, поскольку касались они, по большому счёту, не меня, а Алексея.
— Что планируешь делать? — спросил я. — У тебя тут кофейни, доходные дома. За ними нужен присмотр.
— Сказать по правде, сам ещё не решил. Я не хочу, чтобы моё дело отобрали. Скорее всего, просто продам их и начну здесь всё с чистого листа. А у тебя какие планы?
— Пока учёба. Это главное. Академию возглавляет Вяземский. Надеюсь, знаешь, какие у него отношения с Шереметевым? Там я буду в безопасности.
— Не был бы я так уверен. Но дело твоё. Однако, моё предложение остаётся в силе. Если почувствуешь, что дела плохи, приезжай.
— Если запахнет жареным — само собой, я уеду из России.
— Хорошо. Передай трубку Нике.
— Зачем?
— Мне надо дать ей указания.
— Это ненужно. Она на тебя больше не работает.
— Что ты говоришь, Алексей? Это вздор.
— Нет. Теперь она работает на меня, и плачу ей я. Кроме того, отныне я — глава рода. Остальных трёх стражников можешь оставить себе, не возражаю. Но Ника отныне — моя телохранительнице, и тебе с ней не о чем говорить.
— Алексей, не глупи. Дай ей трубку.
— Скажи мне, что хотел, я передам.
В трубке опять повисло молчание, после чего Валентин проговорил сдержанным тоном:
— Это касается артефактов. Мы должны их найти.
— Я найду. Для меня это тоже очень важно. Они ведь принадлежат моему отцу, не забывай.
— Хорошо, ты прав. Они твои, — сдался Валентин. — Надеюсь, их не украли.
— И ещё. Будешь продавать кофейни, сообщи мне. Ты знаешь правила: ты обязан уведомить меня о любой сделке. И не забывай про пять процентов прибыли.
— Я помню, Алексей. Как только ты станешь полноправным наследником, я отдам всё, что тебе причитается.
Этого я и опасался. Валентин имел полное право ничего мне не платить, поскольку в настоящий момент я носил другую фамилию и не являлся наследником Василия Дубровского. Даже если Валентин продаст свою фирму, мне он не заплатит ни копейки, несмотря на то, что должен был Василию круглую сумму, которую сейчас отдавал с доходов.
Мне же неоткуда было взять деньги, чтобы приобрести кофейни и доходные дома. Пока вариант был только один — занять у Петра Оболенского. В прошлой версии реальности он неплохо обогатился на несчастье собственного рода, выкупив конфискованное имущество одного из своих
