Уильям Сандерс - Поезд в ад

Через дыру в крыше проглядывало смутное серое пятно, а в остальном была абсолютная темень. Они осмотрительно тронулись вдоль стены, чутко ощупывая псе вокруг руками и ногами, и отыскали относительно нормальный пятачок пола, где места хватало, чтобы сидеть спиной к стене, вытянув ноги.

— Придется сидеть бок о бок, — решил Маккензи, — и не разгуливать до света. Пол прогнил, ноги можно переломать, если провалится.

Элис шарила у себя в мешке.

— Вроде как не очень тут сырое, — проговаривала она себе под нос. — Завернула вот в кусок пленки с кухни… на, держи!

Оказывается, она прихватила пару одеял, немного еды (что осталось от столовского ужина, было завернуто в тряпицу холодное, но есть можно), и нож, который забрала У сержанта-охранника. У Маккензи была винтовка, отнятая у убитого, но из боеприпасов — только то, что в магазине. Немного, чтобы выжить в этой дикой местности; прочем, люди и меньшим обходились. По крайней мере, одеяла были сейчас как нельзя более кстати.

— Слушай, а ведь ты — личность, а? — сказал Маккензи, когда Элис прильнула к нему под одеялом. Она все еще дрожала, но уже не так сильно.

— Личность, личность. — Она потянула одеяло на себя! и свернулась под ним калачиком. — Сумасшедшая, вот кто я такая. Шляюсь в лесу под дождем, и не знаю, подстрелят меня или еще что сделают хуже, а все из-за какого-то белого сукиного сына, у которого дури хватило Декеру вставить. Уж не знаю, что мне вдруг в голову стукнуло, что именно я должна спасти твою задницу. Черт, да ты к тому же и старый.

— Так зачем ты это сделала? — Маккензи придвинул ее к себе, чувствуя, как озноб постепенно унимается.

— Черт его знает, — ответила та сонным голосом. — Как говорится, хорошая мысля приходит опосля. Кончай вошкать одеяло.

Дождь перестал незадолго перед рассветом. Когда брешь в, крыше начала светлеть, они кое-как поднялись на несгибающихся ногах под бледный полусвет — квелые, непроспавшиеся. Признаков погони слышно не было, хотя это еще ничего не значило.

— Ну что, двигаем? — произнес Маккензи с нелегким: сердцем.

Тронулись грунтовой дорогой. Размякшая грязь липла к подошвам. Маккензи за ночь утратил ориентир; он толком не; представлял теперь, в какую сторону двигаться. Хотя какая пока разница — главное, намотать побольше миль от железной дороги.

Затем, когда меж облаков начали появляться прогалины и сквозь верхушки деревьев заструился, наконец, солнечный свет, оба расслышали (с более далёкого расстояния, чем ожидали, но безошибочно) набиравший силу, торжествующий ход поезда; звук медленно растворялся вдали соразмерно тому, как локомотив набирал скорость. Некоторое время — довольно долго — через горы доносились еще отголоски, пока даль не поглотила и их.

Оба беглеца перевели дух и, поглядев друг на друга, зашлись в приступе полубезумного хохота.

Где-то уже в разгар утра, по-прежнему держась грунтовки, оба снова вдруг расслышали какой-то звук: странное, взревывающее жужжание где-то впереди по дороге. Они остановились, норовя укрыться в кустах, как тут из-за поворота неторопливо вырулила пара фигур на мотоциклах, длинноволосые юнцы, смуглые, поджарые, на видавших виды мотоциклетах, жестко подпрыгивавших и дребезжавих, вторя движениям хозяев, старательно огибавших лужи и рытвины. У обоих мотоциклистов за спиной виднелись винтовки.

— Господи, теперь-то что? — выговорила Элис.

При виде Маккензи и девушки мотоциклисты быстро затормозили (один при этом чуть не опрокинулся: задняя шина скользнула'). Нервно переглянувшись, оба спешились, отпустив рули мотоциклов, и потянулись к ремням винтовок (Маккензи уже определил: «двадцатки», всего-навсего).

Маккензи, не отрывая взгляда от лиц мотоциклистов, тронулся вперед, выверяя каждый шаг и не снимая свою М-16 при этом из-за плеча, намеренно вытянув руки вдоль боков ладонями наружу.

После долгой паузы ближний из двоих — подросток еще, лет под двадцать — осторожно двинулся навстречу с нарочито грозным видом. В длинных волосах торчало перо. Помимо этого на нем были лишь отрезанные под колено джинсы, вытертые буквально добела, да стоптанные кроссовки. Винтовка же за спиной, совсем наоборот, была надраена и любовно ухожена. Его товарищ (у этого джинсы не обрезаны, а из одежды еще какое-то подобие кожаного жилета) вкрадчиво продвинулся к обочине дороги, переместив винтовку себе на грудь.

— Привет, — первой подала голос Элис. — Вы, ребята, живете тут где-то?

Паренек, похоже, впервые обратил внимание на девушку. Выражение лица при этом у него очень быстро переменилось. Не успел он рта открыть, как Элис спросила:

— Але, да ты, я вижу, индейских кровей? Я сама навахо.

Мотоциклист пару раз вроде как сглотнул.

— Ага, — вымолвил он наконец. — Меня звать Том Пере-секи-Реку. Ну, а вы-то кто, люди?

— Так, — сказал Джеймс М. Декер вытянувшимся напротив стола офицерам. — Невооруженный работник из гражданских и девица с кухни вырываются из запертых вагонов, убивают двоих наших людей — находящихся, между прочим, на боевом посту — и дезертируют. И что происходит?

Он смерил всех испепеляющим взором. — А не происходит, оказывается, почти ничего. Даже тел не обнаруживается несуразно долгое время. И нет нужды говорить, — подчеркнул он с тяжелым сарказмом, — что они прямиком прошли через наше оцепление безо всякого к себе внимания, потому что наши несгибаемые героические бойцы отсиживались себе на корточках под деревьями, с головой укрывшись пончо боясь размокнуть от дождичка. И потом только, проснувшись наконец, и мало-мальски оклемавшись, мы тычемся пару часов по окрестностям, вверх-вниз под дождем, и все, что в конце концов имеем предъявить, так это одного со сломанной ногой — угораздило в темноте. Чудесно! — Он поглядел поверх голов. — Бес-пре-це-дентно!

Откровенно говоря, в местоимении «мы» имелась некоторая неточность: сам Декер во время розыска остался у себя в вагоне; ну не генеральское это дело — шлепать и елозить по слякоти, как простой пехотинец. Правда, изловить бежавших он всерьез и не рассчитывал, при такой погоде и их форе по времени. Но попытку сделать было необходимо, хотя бы из моральных соображений: в конце концов, у убитых были друзья, и надо было хотя бы для вида попытаться поймать убийц; ну и конечно, в интересах дисциплины надо было безусловно продемонстрировать праведный гнев из-за отсутствия результатов.

Выждав паузу, один из офицеров, тучный, с двумя серебряными полосками в петлицах, нерешительно спросил:

— Сэр, есть ли распоряжения насчет каких-либо дальнейших действий?