— И ведь это только первый шаг, — эхом отозвался Перегуда.
Мы уверены, нет, больше того, мы можем утверждать, что неотвратимость наказания — это такой же факт, как то, что мы с вами находимся здесь и сейчас. И если кое-где этого по каким-то причинам пока, временно, не происходит, то это, заверяю вас, товарищи, только временно. Мы искореним эти, заверяю вас, немногочисленные факты, мы выметем их поганой метлой…
— Не понимаю.
— Да что ж тут понимать-то. Все ясно.
Горнин сглотнул. Ему было нехорошо. Не физически, хотя он и отметил учащение сердцебиения. Наверное, и давление поднялось. Тут еще и кофе этот поганый. Он чувствовал себя раздавленным морально. Это — конец. Неважно, что он лично здесь ни при чем. То есть важно, но дело даже не в этом. При его попустительстве один из лучших, один из самых перспективных его сотрудников, которого он, чего уж тут греха таить, рассматривал как своего возможного преемника, совершил такое, чему не то чтобы нет оправдания — оправдание-то как раз всегда есть, тем более жажде наживы, — но это ставило крест на Горнине как эксперте. Не говоря уже о том, что Павлу закрыта дорога в сообщество. Но это его личный выбор. Но подставил-то за что? Ну ушел бы, а потом уж… Господи, за что?!
Он встал, открыл дверцу шкафа, достал оттуда пузатую рюмку и бутылку коньяка с выпуклым вензелем, покрытым золотом. Вернулся в кресло, поставил перед собой рюмку, щедро налил и, справившись с собой, всего лишь понюхал десятилетней выдержки напиток.
— Что дальше? — проговорил, преодолевая спазм в горле.
Перегуда сочувственно вздохнул, по-мусульмански вскинув перед собой ладони, обращенные вверх, к небу.
— Мне самому неприятно. Поверь. Получается, что и я тоже как бы того… прохлопал.
Контроль! Именно контроль исполнения выявляет на свет божий бюрократов и канцеляристов (В. И Ленин).
— Как бы да, — слабо согласился Горнин, вертя рюмку перед носом.
Он чувствовал, что сейчас должно последовать предложение. Все не так безвыходно! Но сам спрашивать не спешил. Если посмотреть со стороны, спокойно, то у Ромы положение, в сущности, не лучше, чем у него. Его, согласно правилам, из экспертов тоже попрут. За компанию. Обои полетим. Ты и я — два крыла.
— Ситуация хреновая.
Горнин слегка отхлебнул. Скорее даже лизнул. И согласился.
— Надо думать. И крепко.
Осторожность! Теперь самое главное — осторожность. Ни одного лишнего слова.
— Но выход, я думаю, есть.
Вот оно! Пошло. Есть предложение.
— Ты думаешь?
— Кажется, так.
— И какой?
— Давай-ка я с ним поработаю. Поговорю, пообщаюсь. Ну что нам с тобой хороводы водить? И ты и я знаем, чем все это может для нас закончиться. Оно нам надо?
— Что значит «поработаю»? — спросил Горнин.
— Ну что, что… Пообщаюсь, посмотрю. Ну? Может, у парня просто крыша поехала. Знаешь, как оно бывает? В карты там проигрался или еще что. Баба, скажем, зацепила, а теперь трясет парня, как грушу. Да чего я тебе рассказываю. Может, заболел, а сказать боится. Или из родных кто. Сам, что ли, не знаешь, как это бывает. Ну?
Однако наш карающий меч не может и не должен обрушиваться на головы тех, кто заблуждался, кто под чужим влиянием или по незнанию вступил не на ту дорожку. Мы умеем не только карать, но и миловать…
— И сколько тебе нужно… Ну на какое время? Перегуда дробно рассмеялся:
— Саня, это не мне, это тебе нужно в первую очередь. Не надо путать.
— Ну ладно тебе.
Перегуда согласно кивнул. Мол, действительно ладно.
— Да откуда ж я знаю. Может, неделя. Может, побольше. Ты ж пойми, мне оно тоже… Не ради тебя ж только стараюсь. Мне ж чем быстрей, тем лучше.
— То есть как бы на воспитание, — с презрительным неудовольствием, которым маскировал свой страх, уточнил Горнин.
— Если угодно… В общем, сам решай. Мне из-за тебя задницу рвать тоже без радости. Если б не наша с тобой тесная связка. — Перегуда усмехнулся. — Прямо сиамские близнецы.
— Да уж, ближе некуда.
— Вот и я о том же. Ну что решил?
А чего тут решишь-то! О-ох. Припер, припер фраер напомаженный. И Паша тоже постарался. Скинуть его с рук долой, а там уж… Там видно будет. Два эксперта, каждый и не таких обламывал, а у Ромы за плечами еще те, старые, комитетские дела остались. На них, кстати, и познакомились. Там еще, в дурке. Еще в той жизни у Ромочки командировки интересные имелись. В тот же, кстати, Китай. И не только. Так что ж, пусть он с Пашей поработает — немного, с недельку. Глядишь, и все уляжется. Ну что теперь сделаешь, бывает, взбрыкнул парень. Действительно, всяко бывает. А там — посмотрим. Там уж кто кого.
— Только так давай, — решительно сказал Горнин, — неделя.
— Ну ты даешь! А если не хватит? Нет, ты как хочешь, но завтра, например, у меня весь день уже расписан. А потом, откуда я знаю? Ты меня хочешь в рамки поставить, когда я для тебя — для тебя, Саня, — стараюсь. Ты чего? А если…
— Неделя! Или…
— Ну что ты за козел? — озлился Перегуда. — Мне это что, одному надо? Тебе тоже, между прочим, мошонку прижмут. И, кстати, в первую очередь.
Коллективизм и взаимовыручка, чувство плеча — вот что нам позволяет чувствовать свое истинное превосходство, вот что нам позволяет совершать то, о чем некоторые не могут и мечтать!
— Да и хрен бы с ним, — резко сказал Горнин.
Не то чтобы он уже смирился. Нет. Вот то, что начал злиться, это точно. Наверное, это стало ответом на злость Перегуды, не исключено, что наигранную, и, главное, его хамство.
— Ладно, — резко сдался Роман Георгиевич. — Попробую. Только ты ок не торопи. Ну по рукам?
Он протянул через стол свою руку с холеными ногтями. Иной рабочий не зарабатывает за месяц столько, сколько «друг Рома» тратит на маникюр, прическу и прочее, не считая сеансов массажа и бани. Про остальное даже самой скандальной прессе писать страшно: не поверят. Впрочем, средства массовой информации никогда не располагали данными об их деятельности. Разве что косвенными. Но и те совместными усилиями удавалось гасить. Удавалось, удается и будет удаваться!
— По рукам. Но с тебя гарантии. Если уж что… Сам понимаешь.
— Договорились. Давай установку.
— Готов?
— Давай.
— Принимай…
Перегуда распахнулся, но Александр Петрович пока не знал, что же такое передать для Павла. Он был в растерянности. Получалось, что он отдавал, фактически продавал в рабство, пусть даже временно, всего на неделю, своего даже не сотрудника, но свою надежду. Как это будет выглядеть? Он, маг, как говорится, высшей категории, хотя такой категорийности конечно же никто не ведет. Эксперт — и вдруг отдает своего человека — мага! — кому-то… Ну не в рабство, конечно. И не продает. Передает. Сообщество этого может не понять. И не принять. Хотя передачи учеников от учителя к учителю в истории известны. Для повышения квалификации. Зачастую для того, чтобы выведать у другого мэтра его знания. И это, в общем, не считалось грехом или нарушением правил. Это было в русле, в практике сообщества, в котором каждый был хранить свои секреты, пользоваться ими и приумножать их, пока кто-то другой не хотел или не должен был ими завладеть.
