Я замолкаю, а Рабиш аплодирует мне и говорит с едва уловимым сарказмом:
– Браво, браво. Ваши познания в этой области просто потрясают, только не пойму, в чем вы меня пытаетесь убедить?
– В том, что к концу недели я полностью приду в себя и смогу без малейшего ущерба для здоровья сесть в кресло пилота лайдера.
– Ну, в принципе… – задумчиво тянет он. – Я ничего не обещаю, но возможно… Если ваше состояние не ухудшится, и головные боли полностью пройдут, то…
– Спасибо, док! Значит, я могу сказать тренеру, чтоб подавал заявку на участие?
– А это надо делать прямо сейчас? – беспокоится Рабиш. – Нельзя в конце недели, перед самой гонкой?
– Надо сейчас, док, иначе не успеем. Но не волнуйтесь: если вы решите, что мое состояние ухудшилось, то всегда сможете снять меня с гонки, а мое место займет запасной пилот.
Рабиш смотрит на меня недоверчиво, но я отвечаю ему искренним, честным взглядом.
– Ладно, договорились, Брайан. Пусть ваш тренер подает заявку, я дам медицинское заключение, что противопоказаний для участия нет. Погодите! – спохватывается он. – А как же ваша нога? Ведь в лайдере в отличие от мобилей для управления используются не только руки, но и ноги. Обе ноги!
– Если перелом обработан медицинским панцирем, то гонщика позволительно допустить к соревнованию, – отчеканиваю я пункт инструкции.
– Формально это так, – морщится Рабиш, – но на деле… Говорю сейчас не как врач, а как болельщик. Вам будет тяжеловато. У вас серьезные противники. С ними и на двух-то ногах нелегко совладать, а уж на одной…
– Об этом не волнуйтесь, – торопливо возражаю я. – Мне уже и сейчас этот панцирь, как родной, а еще пара тренировок, и мы с Мартином покажем всем, кто в гонке хозяин! Вот только… э… пожалуй, больших денег на нас в этот раз лучше не ставить.
Рабиш смеется и говорит:
– Ладно, убедили, поставлю пару кредитов, не больше… Ну что ж, сейчас вам подадут ужин, а потом пожалуйте ко мне на обследование. – Он открывает почти неприметную дверь в стене, за которой спрятана небольшая ниша с коляской-автоматом. – Наберете на пульте «Лаборатория № 3», и коляска доставит вас куда надо.
– А можно я пойду ногами? Мне ведь надо как можно больше ходить, чтобы привыкнуть к панцирю, разве нет? Только ответьте мне как болельщик, не как врач.
Он усмехается и качает головой:
– Ладно, хитрец, идите ногами. Через полчаса я пришлю за вами медсестру, она покажет, куда идти.
* * *
И вот я снова сижу в кресле-анализаторе – уже в который раз за последние дни. В лаборатории только я и главврач. Остальные сотрудники разошлись по домам, в клинике остались лишь пациенты, дежурная бригада и он.
«Вот бедняга, – с невольным сочувствием думаю я, – вместо того, чтобы идти домой отдыхать, он возится здесь со мной. Интересно, почему?»
Мысли текут лениво, неспешно. Тихонько жужжат приборы. Что-то бормочет себе под нос Рабиш. Я закрываю глаза и медленно погружаюсь в дремоту…
…Просыпаюсь от криков и звуков выстрелов. Ошалело вскакиваю, вернее, пытаюсь вскочить, но кто-то сбивает меня с ног, и я падаю, больно ударяясь правым коленом о бетонный пол. У-ё-ё-ё! Снова пострадала та же нога! Она у меня и так сломана, не хватает еще добавить… Я осекаюсь и, не веря своим глазам, ощупываю правую нижнюю конечность. Она целехонька – ни медицинского панциря, ни перелома. Что за хрень?! Но удивиться как следует не дают – какой-то парень в легком военном скафандре-хамелеоне сует мне в руки штурмовой автомат.
– Очухался? Тогда стреляй!
– В кого? – растерянно спрашиваю я и только теперь догадываюсь осмотреться по сторонам.
Мы в каких-то руинах среди песков. Нас осталось семеро живых среди множества мертвых тел. Один из нас тяжело ранен, он лежит на животе, неудобно перехватив автомат одной рукой, а вместо второй торчит перемотанная окровавленными тряпками культя. Остальные заняли позиции среди руин и зло отстреливаются короткими скупыми очередями. Откуда-то я знаю, что бой длится уже несколько часов, что мы в ловушке и у нас почти не осталось патронов.
Сейчас раннее-раннее утро, предрассветное небо обжигающе красное, словно пролитая кровь, а пески, наоборот, кажутся ледяными – ослепительно белыми, будто это не песчинки, а хрусталики снега. Но это не снег, а песок, потому что даже сейчас, на рассвете, от него идет сильный жар, да и воздух раскален и горяч, точно адская печь.
Мне невыносимо жарко. Видимо, терморегуляция скафандра нарушена – пострадала от взрыва, странно, что я-то уцелел, отделался легкой контузией, а Павел погиб, его разорвало на куски. И Барри погиб. И Марк. И… Стоп! Я же не знаю всех этих людей! Это не мои мысли, и этот человек – не я!
– Я попробую пригнать его, прикрой меня! – рычит мне тот парень, который дал автомат.
Он бежит, пригнувшись, вперед, к стоящему среди песков лайдеру, а навстречу ему хищно свистят пули и лезут какие-то люди в таких же легких скафандрах и с такими же автоматами, как наши. Я откуда-то знаю – это враги, и им тоже крайне необходимо добраться до лайдера. И я стреляю и не свожу глаз с парня, который все ближе к непонятной мне, но, чувствую, жизненно важной для всех для нас цели. Но он не добегает до лайдера каких-то двух шагов, когда пули отбрасывают его назад. Он опрокидывается навзничь, нелепо разинув рот, и тогда я кричу соседу, который стреляет рядом со мной:
– Прикрой меня, я пригоню его!
– Нет, Григ! – хрипит тот в ответ и поворачивает ко мне почерневшее от усталости лицо. – Ты единственный маоли среди нас. Если тебя пристрелят, нам конец. Пойду я!
Он хватает меня за плечо, пытаясь остановить, и я чувствую, как во мне поднимается холодная злая ярость.
– Я маоли, и я все еще твой командир!
Он сникает и отводит глаза.
– Так точно, сэр.
А я ободряюще хлопаю его по спине: «Не боись, прорвемся!» – и бегу по песку туда, где, припав на одно крыло, словно раненая птица, застыл такой знакомый и родной лайдер…
…Нашатырь. Какая же это мерзкая штука. Да уберите вы его от меня, в конце концов! Я дергаюсь, пытаясь вырваться из чьих-то цепких рук. Отпустите меня, придурки, мне же надо добежать до лайдера, иначе…
– Спокойно, Брайан, спокойно… Да держите вы его крепче, мать вашу…
– Ага, его удержишь…
– Нужна еще инъекция…
– Нет! Больше нельзя, может не выдержать сердце…
– Брайан, успокойтесь, откройте глаза…
Чьи это голоса? Один из них вроде бы знакомый, но сейчас абсолютно неуместный. Но мне некогда разбираться. Сейчас главное – добраться до лайдера. И я бегу по белому, как снег, песку, вокруг свистят пули – свои и чужие, а сверху на меня падает кроваво-красное небо…
