Бенджамиль, вздохнув, раскрыл горлышко пакета и достал таблетку. Его чуточку мутило и ужасно не хотелось глотать красную пилюлю. Казалось, вся его сущность восставала против новой дозы. Ему не хотелось никаких впечатлений, ему хотелось домой. Бен мучительно пытался придумать, куда бы сбагрить таблетку, но Виктор не сводил с него внимательных глаз, и ничего не шло на ум. Бен уже поднёс ладонь ко рту, когда в голове его наконец мелькнула спасительная идея.
— Вик! — воскликнул он, делая вид, что неожиданно вспомнил нечто важное. — Ты же обещал мне показать свои револьверы, говорил, что у тебя целая коллекция.
— Ну, коллекция — не коллекция, есть четыре штуки…
Похоже, Штерн забыл про таблетку.
— Пойдём, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Покажу, если хочешь. Впрочем, нет. Сиди здесь, я сам принесу.
Звонко постукивая каблуками по стеклоподобному паркету, Виктор двинулся куда-то в сумрачную глубину своей гостиной, а Бен с облегчением затолкал таблетку обратно в пакетик. В тот же самый миг Штерн обернулся на ходу и крикнул:
— И не думай отвертеться, Бен! Глотай диск!
Бенджамиль быстро сунул упаковку со стимулятором в боковой карман френча, схватил бокал и сделал вид, что запивает таблетку вином.
— То-то, — удовлетворённо сказал Виктор, исчезая в тени.
Бенджамиль поёжился. Голографическая тень секундной стрелки на потолке неумолимо описывала круг за крутом, узкая и острая, словно лезвие. «Похоже на меч судьбы, — подумал Бен. — Какая нелепая выдумка: солнечные часы на потолке, да еще и с тремя стрелками. Имел ли дизайнер хоть какое-то представление о солнечных часах?» Бен прикрыл глаза, но перед внутренним взором всё равно крутилась тень стрелки.
Виктор вернулся довольно скоро. В каждой руке он нёс пару револьверов, зацепив их указательным пальцем за спусковые скобы.
— Вот! — сказал он, без всякого почтения сгружая свою ношу на крышку стола-вычислителя. — Оружейный хлам. Любуйся.
Бенджамиль осторожно погладил один из пистолетов по шершавой рукоятке. Ни разу в жизни ему ещё не приходилось прикасаться к настоящему огнестрельному оружию. Это было страшно и приятно одновременно. Револьвер чем-то походил на ту крутобёдрую азиатскую девушку, что Бен видел в Сити. Такой же изящный и смертоносно весомый, он настойчиво просился в ладонь, и в то же время пальцы испуганно отпрыгивали, едва коснувшись его гладкого бока.
— То, что ты щупаешь, является кольтом модели пятидесятого года, — прокомментировал Виктор, заваливаясь в кресло, — ближе всего ко мне лежит «рюгер» U-300, с жёлтыми накладками на ручке — «астра» двадцать второго калибра, а между ними — «смит и вессон» магнум. Из всех он самый старый, и к нему очень сложно достать патроны. Нравится?
Бенджамиль кивнул, бережно поднимая со стола маслянисто блестящую чёрную «астру». От револьвера пахло железом и ещё чем-то незнакомым. Бен потянул носом.
— Это масло, — сказал Виктор. — Хочешь я подарю тебе кольт?
Бенджамиль представил себе пистолет, стоящий на полке в специальном держателе, и рот его непроизвольно наполнился слюной. Он сглотнул и отрицательно помотал головой.
— А «смит и вессон»? — удивился Штерн. — Настоящий раритет, ты сам говорил, что тебе нравятся антиквашки.
Это ведь оружие, — растерянно проговорил Бен. — Если его у меня кто-нибудь увидит, будут неприятности. Виктор фыркнул:
— Да он даже без зарядов. Всё, что ты имеешь счастье наблюдать, — устаревшие экземпляры, давно снятые с вооружения. Их наверняка воруют со складов. Если стопы найдут у тебя автоматический пистолет с сенсорным прицелом и магазином на пятьдесят кумулятивных патронов, то неприятности будут непременно, а на револьверы все смотрят сквозь пальцы, максимум оштрафуют… Впрочем, как знаешь.
Бенджамиль положил «астру» на место и протянул руку к блестящему светлому «рюгеру».
— Осторожно, — предупредил Виктор. — Он заряжен. Нет, ты бери, бери, не бойся. У любого пистолета есть предохранитель.
Бенджамиль взял «рюгер» и почти сразу положил обратно.
— Это из него ты стрелял в Лимкина? — спросил он, слегка отстраняясь от револьвера.
— В кого?.. А!.. Ну да, из него. Я всегда ношу с собой «рюгер» или «астру», хотя кольт мне нравится больше. Значит, не хочешь взять «вессон»?
Бен покачал головой. Виктор вздохнул:
— А хочешь пострелять? — Виктор страшно оживился. — Ей-богу, тебе понравится. Пошли на террасу!
Виктор схватил с вычислителя револьвер, вскочил с кресла, вытянул руку и, поворачиваясь всем корпусом, стал изображать, будто палит в сторону чёрной ямы буфера, по тлеющим фонарикам далёких окон.
— Ну?! — Виктор потянул Бена за рукав.
Бенджамиль представил себе, как пуля разбивают светлый квадрат стекла, за которым застыла, выпучив глаза, неопрятная женщина в домашнем платье, и опять покачал головой.
— Моча в жилах, — констатировал Штерн, внимательно рассматривая приятеля. — Не хочешь стрелять просто так — давай сыграем в игру!
— В какую игру? — спросил Бен подозрительно.
— В весёлую! — криво улыбаясь, ответил Штерн.
Он ловко нажал какую-то защёлку, барабан револьвера откинулся вбок, и шесть тупоносых, блестящих патронов звонко запрыгали по матово светящейся столешнице.
— Самая весёлая, самая интересная, самая азартная игра на свете — приговаривал Виктор, старательно выбирая один патрон из шести. — Держу пари, она тебе понравится.
— Азартная? — переспросил Бен, происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. — А на что мы станем играть?
— На жизнь, Бенни! На что же еще?! — Виктор наконец выбрал патрон, вставил его в гнездо и ладонью вогнал барабан на место.
Бенджамиль настороженно наблюдал за его действиями.
— Всего один кон, — сказал Виктор.
Он положил револьвер плашмя на сгиб левой руки и быстро провел им вниз, почти до запястья. Барабан с громким треском провернулся. Бенджамиль вздрогнул и подался назад, плотнее вжимаясь в высокую спинку кресла.
— Пять к одному! — сказал Виктор, протягивая пистолет рукояткой вперед. — Чего ты боишься? Если будет пять, ты узнаешь вкус настоящего счастья, если один — не успеешь даже испугаться. Подноси к виску и жми на спуск!
— Но я не хочу! — Бенджамиль слабо попытался оттолкнуть от себя ручку с рифлёными пластиковыми накладками.
— Это совсем просто, — вкрадчиво сказал Виктор, его сощуренные глаза превратились в две узкие прорези на бледном худом лице. — В мире живёт столько быдла, способного лишь ползать на карачках и бояться, бояться стонов, жены, начальства, смерти. Ты должен подняться на ноги, Бенджамиль Мэй, так твою растак! Хватит ползать на брюхе! Ну, хочешь я сделаю это первым?
