Но мы всё же дождались. Эйко ни уснуть, ни кушать не захотела ещё, что служило для меня подобно будильнику.
— У нас не курят, мистер, — раздался тихий голос где-то сбоку от меня. Видимо, кто-то всё же решил удостоить нас вниманием.
Глава 157
Я обернулся к девушке. Судя по лицу, ей едва ли больше восемнадцати-девятнадцати лет. Значит, младшая святая сестра. Вряд ли в столь юном возрасте она могла подняться выше.
Она стояла, сложив руки на животе в форме, которую носят обычно сёстры в храме Святого Света. Наверное, такую вообще все сёстры и монахини носят, если уж на то пошло: чёрное платье с белым воротником вокруг шеи до груди и чепец с белой каёмкой. Всё скромно и со вкусом. Смотрела на меня с укоризной, переводя взгляд с сигареты на ребёнка и обратно.
— Да, конечно, — легко согласился я, потушив сигарету о лавку, после чего просто засунув её в карман.
Сестра кивнула.
— Могу ли я вам помочь, мистер? Вы пришли исповедаться? Или прочитать молитву за здравие вашего дитя?
— Боюсь, что мы здесь немного под другой причине, младшая святая сестра, — хрипнул я, вставая. — Я пришёл с ребёнком, чтоб она прошла освещение. Но у вас тут просто… — я оглянулся, — пусто.
— К сожалению, сейчас это невозможно сделать, мистер, мне очень жаль.
В этот момент во мне появилось раздражение, которое было вполне себе оправдано. Мы здесь сидели около часа, а сейчас соизволившая прийти, судя по всему, единственная сестра говорит, что это невозможно. Я понимаю, всякие могут случиться обстоятельства, однако табличку повесить или предупредить заранее разве было нельзя, чтоб я время драгоценное не тратил? У них явно не ЧП произошло, как погляжу.
— Сестра, мы здесь сидим с ней уже около часа, а здесь ни одного священнослужителя, хотя сейчас явно не время молитвы или обеда, — попытался спокойным голосом ответить я. — Мы зря ждали?
— Простите нас, мистер, но… осветить дитя мы сегодня не сможем, — с виноватой ноткой в голосе повторила она.
— Почему?
— Святой отец сейчас занят.
— И у него не найдётся получаса на дитя, которой требуется свет в душе? — я даже не пытался скрыть саркастические нотки в голосе. Но сестра, казалось, и не заметила этого. Лишь мягко улыбнулась.
— Вы можете прийти завтра, мистер. Или послезавтра. К сожалению, сегодня мы не сможем этого сделать.
— Что, солнца на небе нет или что? — брякнул я раздражённо.
— Мистер…
— Что мистер, чем ваш святой отец занят? Какая у него вообще здесь работа есть, кроме как проповедовать и распространять веру о Святом Свете? Мне казалось, что в храме хоть один да должен принимать людей. По крайней мере, в нормальных храмах Святого Света так оно и есть. Зачем вообще он тогда сюда приходит?
— Просто святой отец сейчас занят… — попыталась она меня вразумить тихим голосом.
— И чем же? — прищурился я. — Что, присматривает за своей Maserati, чтоб местные мальчишки не угнали или чего не выцарапали?
— Он не… у него нет Maserati. Наш святой отец не ездит на дорогих машинах.
— Тогда чей это Maserati? — задал я вопрос. — Он стоит на стоянке, которая как бы принадлежит вашей церкви.
— Я не знаю, мистер. Но простите нас, — поклонилась она. — Простите, что заставили ждать и не можем осветить дитя. Но… — она огляделась, словно думая, что может мне предложить. — Вы можете помолиться.
— Чему помолиться?
— Святому Свету.
Для меня это скорее было как красная тряпка для быка. Я и так неровно дышал к церкви, а тут мне едва ли не присоединиться предлагают.
— Для чего это?
— Заместо обряда освещения, мистер, чтоб вы с пользой потратили проведённое здесь время, и тьма внутри вас отступила. Вам это будет полезно, — в этот момент я аж скривился. — Я могу помолиться вместе с вами, если пожелаете, молитву прочитать, которая зажжёт свет внутри вас.
— А ты врач-эндоскопист? Шланг с лампочкой мне в глотку протолкнёшь?
— Молитве не нужны физические предметы, чтоб внутри вас стало светлее, — невозмутимо ответила девушка.
— Избавь меня от этого бреда, — поморщился я. — Можете втирать это чушь своим прихожанам, чтоб откачать из них побольше денег, но не мне.
— Зачем вы так, мистер, — покачала сестра головой. — Свет дан нам…
— Солнцем, на котором протекают химические процессы, например, превращение водорода в гелий. В совокупности они дают излучение, которое воспринимается как солнечный свет. И это ни хрена не божий промысел или какой-то там Святой Свет.
— Так говорит человек, чтоб найти причину существования нашего мира, — ответила снисходительно девушка. — Но Свет дан нам, что мы могли возрадоваться ему и восхвалять бога за то, что Свет освещает мир наш и души наши, защищая от тьмы.
— Нет, так говорит физика и химия, которой чрезмерно плевать на причины существования и на наши души.
— Люди всегда пытаются найти причины, чтоб отринуть истину, — улыбнулась она. — Хотят чувствовать независимость от бога, от Святого Света, что освещает их душу и даёт им жизнь. Кузнецы своей жизни. И это нормально, ведь мы — дети, которые лишь хотят казаться взрослыми.
Такое ощущение, что сейчас мне отвечают по методичке: «Как ответить еретику или неверующему». И она настолько вызубрила её, что считает едва ли не собственными мыслями.
— Эти дети, что хотят казаться взрослыми, изобрели ядерную бомбу, которую испытали в Африке. И что-то неграм не сильно понравился свет, который осветил их до самых костей.
— Людям многое ещё предстоит познать, мистер.
— То есть ты угрожаешь, что только теми взорванными ядерными бомбами мы не обойдёмся, да? Ещё жахнем?
— Однако же, если вы так отчаянно не желаете уверовать в то, что буквально окружает нас со всех сторон, тогда зачем пришли? — склонила она голову слегка вбок.
— Я пришёл осветить ребёнка, — качнул я на руках Эйко.
— Значит, вы всё же верите, — буквально засветилась она изнутри. В такие моменты я готов поверить, что люди умеют испускать свет.
— Нет, потому что её покойная мать хотела этого.
— Она, наверное, была достойной женщиной…
— Нет, она была наркоманкой, словившей пулю.
Я не знаю, зачем так сказал. Просто хотел сказать что-то в противоречие этой невозмутимой снисходительной дуре, которая строит из себя всезнающую. Но сказать-то сказал, однако на душе стало так погано, стыдно и тоскливо, что захотелось запихать сказанное обратно, да поглубже. Потому что пробиться через невозмутимость и спокойствие этой суки не удалось, а вот себе точно хуже сделал.
Саки умерла не потому, что она была наркоманкой, а потому что поверила в такого, как я. И я же смог очернить о ней память в глазах других. Круто, ничего не скажешь.
Но казалось, что сама сестра верила больше в Саки, чем тот, кому она оставила ребёнка.
— И всё же она была достойной женщиной, мистер, раз хотела осветить ребёнка.
— Ты судишь только по тому, хотела она осветить или нет? — хмыкнул хмуро я. — То есть если наркоман убийца и педофил решит кого-нибудь осветить, ты тоже скажешь, что он достоин?
— Иногда тьма заполняет наши души, увы, мистер. Но та девушка, мать дитя, была хорошей женщиной, я вижу это.
— Да, и каким образом? — скептически хмыкнул я.
— Даже потому, что она оставила ребёнка вам. Человеку, который так не хочет верить в Святой Свет и ищущий причины очернить веру, но всё равно пришедшему выполнить волю усопшей. Она доверила дитя в руки доброго человека.
— Доброго человека? — усмехнулся я горько. — Ты даже не знаешь меня.
— Но вы здесь, мистер. Вы пришли, несмотря на свою ненависть к нашей вере. Не это ли говорит о вашей внутренней доброте?
— Внутренней доброте? — я сделал шаг к ней и наклонился так, что наши лица разделяли сантиметры. — Да что ты вообще обо мне знаешь? Я делал такие вещи, от которых у тебя на жопе волосы дыбом встанут и поседеют.
— Вы хотите выглядеть злым, мистер, — тихо ответила девушка, мягко улыбнувшись. — Вы пытаетесь защититься. От самого себя, от других людей, от мира вокруг. Это, к сожалению, нормально в сложных ситуация. Но вам больно, и вы пытаетесь заглушить это ненавистью. Я вижу, вы когда-то верили, были прилежным человеком, но однажды встретились с горем один на один. И ни молитвы, ни другие люди не смогли вам помочь. Вы остались один и решили, что только зло поможет вам решить все проблемы. Но это не так. Зло порождает зло. Насилие порождает насилие. Это ничего не решит.
