– Сам дурак, – с трудом ответил Черепанов.
– Так, алкашня, – заинтересовался Ивлев, – а падре где?
– Там… – неопределенно махнули руками за спину оба.
– Интересно! – Барон с Зиминым направились внутрь казармы. Минуты через три раздалось зловещее:
– Отлучу!!!
Потом звон разбившегося стекла и женский визг. На улицу скорым шагом выскочили хохочущие Барон и Зимин.
– Проповедь удалась? – Раввин с трудом повернул в их сторону голову.
– Там, скорее всего, не проповедь, а исповедь была, – рассмеялся Петрович.
– Это так грешницы визжали? – допивая пиво, спросил Череп.
– Они, – усмехнулся Барон.
– А вы, друзья мои, чего приперлись? – Черепанов кинул пустую банку в сторону урны.
– Так, пора бойцов отоваривать, – пояснил Барон, поглядывая в сторону казармы.
– Завтра, Дима. Всё завтра. Сегодня мы не в силах.
– Вы только продолжать не вздумайте! Времени мало. Им ещё адаптацию проходить и отрабатывать взаимодействие.
Череп и Шмулевич посмотрели на меня, после чего раввин подытожил:
– Не бзди, генерал. Нам хватило. Завтра утром увидимся.
«Завтра утром», ни свет ни заря, нас поднял Зимин. Вместо ожидаемой пробежки мы были рассажены на плацу, где нас уже дожидались Череп, Яга и раввин. Отец Сергий отсутствовал.
Плац ещё хранил запах вчерашнего комсомольского сабантуя. Комсомольским, то есть безалкогольным, он стал по приказу Зимина. Пришлось давиться шашлыком «на сухую». Петрович даже пиво запретил.
– Так, «уральцы», – взял слово Череп. – Сейчас те из вас, кто не попал в гости к Дракуле, пройдут обряд малой инициации. На всякий случай пояс ню: в момент рождения мать-земля вложила в каждого из вас маленькую толику своей силы. Кто-то называет это талантом, кто-то даром Божьим – разницы нет. У кого-то эти таланты уже проявились в той или иной степени, кто-то загнал их в самые темные подвалы своего подсознания. Наша задача – вытащить их наружу. Это и называется инициацией.
– А почему у нас будет малая инициация, а у командира и остальных трех – она большая? – поинтересовался Макс.
– Потому что эти четыре раздолбая не выжили бы в той заварухе. Их энергетику пришлось вытаскивать на максимум. Что касается остальных, то малая инициация означает, что мы активируем, выражаясь современным языком, только четверть того, что вложено в вас. Сразу поясню: почему именно четверть и почему только «уральцам». Ты же это хочешь спросить, да, Коваль?
Череп смотрел куда-то позади нас.
– Это, – подтвердил Леха.
– В этом мире всё сбалансировано. Активируя вашу энергетику языческими способами, мы тем самым нарушаем определенный баланс. Такое нарушение не приветствуется существующими религиозными конфессиями, но из-за войны они закрывают на это глаза. Соответственно, у нас есть определенный лимит, который мы не можем превысить. Поэтому только «уральцы», поэтому только «четверть». Всем всё понятно?
– А если часть лимита пустить на моих головорезов? – не сдавался Коваль.
– Поздно, не получится, – огорчил его Череп. – Бармалей и трое других уже оказали влияние на своих сослуживцев. «Уральцы» уже заражены, если так можно сказать, нечистым духом. Не сатанинским, а – нечистым. Языческим. Поэтому только они. Сразу хочу предупредить, чтобы потом не было обид и претензий: какие бы подвиги вы ни совершили после инициации, с точки зрения любой, я подчеркиваю – любой конфессии, вы обрекаете свои души на муки адовы после отхода в мир иной. И это – не красивые слова. Соответственно, у вас есть возможность отказаться. Хотя, глядя на всех вас, мысль о рае отваливается сама собой…
Череп подождал нашей реакции и, так как возражений не последовало, продолжил:
– Сейчас Ядвига приготовит для каждого из вас состав для нанесения меток. Сашка, ты будешь ей ассистировать во время нанесения знаков. Марсель, организуй очередь. Олег, на тебе уход за обращёнными. Вопросы есть?
– А раввин тут для чего? – поинтересовался Марся.
– А раввин тут исключительно для Борьки, – пояснил Черепанов. – Как мне не противно это сознавать, но у евреев свои правила игры. Поэтому ваш Зяма пойдет по отдельной программе, которую ему обеспечит Шмулевич.
Я посмотрел на Борьку. Борьку распирала гордость за свой народ в целом и за себя в частности.
– Но хочется подчеркнуть, что на месте присутствующего тут еврея я бы не выпячивал грудь и не те шился бы своей избранностью. Присутствующего тут еврея во время инициации проведут через первый круг ада ещё на этом свете. Поэтому, Боренька, запасайся обезболивающим!
Борька испуганно глянул на раввина, тот ухмыльнулся и кивнул, подтверждая слова Черепанова.
– А ты, Ильдар, – продолжил Череп, – будешь приглядывать за Зямой во время и после обращения. Вопросы, возражения – есть? Нет. Поэтому все то паем к палатке медиков, а потом к палатке Зимина. Все, кроме евреев. Евреи и татарин топают на старое еврейское кладбище. Удачи всем!
И понеслось! Марся выстроил парней по росту, дождался команды Яги и затолкнул в палатку первого. Тем временем Шмулевич что-то шептал Ильдару. Глаза Ильдара расширялись всё сильнее и сильнее. Инструкции Шмулевича, судя по всему, шокировали его.
– Вы это серьезно?! – не веря услышанному, спросил он у раввина.
– Абсолютно.
Ильдар сочувственно посмотрел на своего кореша и зашел в свою палатку. Вышел он быстро с двумя специальными ранцами, в которых он и Зяма таскали медицинское снаряжение. Увидев ранцы, Зяма напрягся:
– Татарин, а тебе для чего столько снаряги?
– Боря, заткнись и топай на кладбище, – ответил за Ильдара раввин. – Там всё узнаешь.
Когда троица скрылась из виду, Марся завел третьего бойца. Я огляделся и вдруг заметил, что все бойцы из «Заката» и «Севера» стоят цепью вокруг лагеря. А часть из них уже двигалась в сторону кладбища. Видимо, для того, чтобы оцепить и его.
Яге потребовалось немного времени для «диагностики», поэтому через час мы разместились в палатке Зимина и готовились для обращения Миколы. Яга наносила смесью крови и зелья голову Рыси на правую лопатку хохла, когда со стороны кладбища раздался крик Зямы. Кричал он страшно.
– Сашко, это Зяма орет? – приподнялся Микола на локтях. Тут же он получил легкий подзатыльник от Яги:
– Боец, лежи и не дергайся. Сейчас ты так же орать начнешь.
Микола послушно лег, а Яга, поймав мой напряженный взгляд, пояснила:
– Ему очень больно, Саша. Очень!!! В разы больнее, чем было тебе, когда я рисовала Полоза. Вот только ему нельзя отключаться. Он всё время должен быть в сознании.
– А обезболивающие?
– Он и так под наркотой. Без неё он бы сразу умер от болевого шока.
