— Копию приговора получишь, дура… Следующий!
Войдя в прихожую, Вилора без сил опустилась на пол. В руке ее была зажата бумажка с печатным текстом, растоптавшим все ее надежды. «Особое совещание… признать виновным… десять лет без права переписки…» Она с трудом продралась через всю эту казенную вязь. Но главное поняла. Они не разобрались.
На следующее утро она с колотящимся сердцем подошла к доске объявлений в фойе института. К ее огромному облегчению, объявления о рассмотрении персонального дела комсомолки Сокольницкой она там не обнаружила, зато… ее внимание привлекло другое объявление — о наборе добровольцев среди студентов выпускного курса в армию для укомплектования 103 переформировывающихся и вновь формирующихся частей и соединений Красной армии. Несколько мгновений она задумчиво рассматривала объявление. Дед говорил, что надо уехать, но то, что он предлагал, больше напоминало бегство, а это…
В комитете комсомола ее встретил сразу же нахмурившийся Николай.
— Чего пришла? — неприязненно поинтересовался он.
Вилора с вызовом вскинула подбородок:
— За характеристикой.
— А мы характеристики детям врагов народа не выдаем, — отрезал Николай. — Их уже наши органы охарактеризовали.
У Вилоры на мгновение сжалось сердце, но затем она поняла, что на самом деле он еще ничего не знает. И говорит просто на всякий случай, чтобы лишний раз продемонстрировать окружающим, что не имеет к ней совершенно никакого отношения.
— А для чего вам характеристика, Сокольницкая? — поинтересовался сидевший за соседним столом секретарь комитета комсомола института, с которым в той, прежней жизни они часто пересекались на ниве общественной работы. Подружка Наташка, сейчас также благополучно исчезнувшая с горизонта, даже утверждала, что он тайно в нее, Вилору, влюблен. Но секретарь ей не особенно нравился — полноватый юноша с серьезным лицом и в круглых очках. Не то что Коля — красавец, спортсмен, трибун… Вот кто, как ей тогда казалось, должен был бы быть секретарем комитета.
— Я… — Голос на мгновение предательски дрогнул, но она тут же сумела взять себя в руки. — Я записалась добровольцем в Красную армию.
— От ответственности бежишь? — тут же вскинулся Николай.
— Товарищ Сокольницкая, осознавая серьезность современной международной обстановки и возросшую опасность агрессии со стороны немецкого фашизма, приняла решение откликнутся на призыв партии и комсомола и вступить добровольцем в Рабоче-крестьянскую Красную армию, — наставительно произнес секретарь.
— Да ведь все же знают… — возмущенно начал Николай.
— А остальное, пока нет официального решения, ваши домыслы, — еще более дидактически произнес секретарь. — Или вы хотите присвоить себе право подменять партийные, комсомольские и государственные органы?
Николай осекся. Секретарь перевел на Вилору взгляд своих показавшихся ей из-за толстых стекол очков чрезвычайно добрыми глаз и спокойно сказал:
— Комитет выдаст вам характеристику, Сокольницкая. Зайдите ко мне в шестнадцать часов.
Формальности, связанные с посещением военкомата, ускоренным выпуском и оформлением диплома, заняли почти неделю, во время которой Вилора каждое утро с замирающим сердцем подходила к доске объявлений. Дед, узнав о решении внучки, немного поворчал, но затем вздохнул:
— Ну… пусть так. Бог даст, все обойдется. — Он покачал головой, а затем обнял ее и прошептал: — Ну ты не забывай старика-то. Одна ты у меня осталась…
Дед уехал в субботу, а во вторник Вилора в новенькой, необмятой форме с еще чистыми петлицами (присвоение звания что-то задерживалось) закрыла на ключ входную дверь, поправила солдатский сидор, висевший за спиной, подняла чемодан и двинулась на Октябрьский вокзал. Так и не узнав, что следующей ночью наряд НКВД, не дождавшись, чтобы им отворили, выбил дверь и долго ходил по опустевшим комнатам, недоумевая, куда это подевались лица, указанные в ордере. А наутро худой мужчина с желчным лицом, появившийся на лестничной клетке вместе с женой, маленьким ребенком, тремя чемоданами, саквояжем и переносной швейной машинкой «Зингер» в деревянном футляре, долго ругался с дворником, грудью вставшим на защиту опечатанной «органами» двери, утверждая, что у него ордер именно на эту квартиру и что он не собирается снова оплачивать такси и непременно будет жаловаться, более того, дойдет до самых высоких инстанций…
* * *
Допрос длился около часа, после чего немец снова снял очки, протер их своим уже изрядно замызганным платочком и величественно кивнул маячившему за спиной Вилоры конвоиру. Тот лениво ткнул «фройляйн лейтенант» в плечо, Вилора устало поднялась и, зябко обхватив себя за плечи, двинулась обратно в тюремную камеру. Вернее в прачечную. Женский персонал, вследствие его подавляющего преобладания в штате, держали именно там. Мужчин заперли в подвале…
* * *
В медсанбат 22-й танковой дивизии Вилора приехала уже под вечер. Их эшелон прибыл в Брест, где она отметилась в санитарном управлении корпуса, а затем долго ждала попутки до штаба дивизии, каковая появилась только часа в три пополудни. Затем она, еще три бойца и молоденький лейтенант (он всю дорогу косился на Вилору, в смущении отворачиваясь, если она сама направляла на него взгляд), по какой-то служебной надобности приезжавшие в штаб корпуса, долго тряслись в кузове. Место рядом с водителем было занято толстым майором интендантской службы, при взгляде на которого сразу становилось ясно, забраться в кузов тот не способен ни при каких обстоятельствах. И только около восьми часов Вилора наконец постучалась в избу, где, как сообщил ей молоденький солдатик-санитар, набиравший воду у колодца, размещалось руководство медсанбата.
— Открыто, заходите, — раздался в ответ зычный голос, половую принадлежность Вилора даже затруднилась бы определить. Он был сипл, груб, но какие-то обертоны не позволили ей классифицировать его как однозначно мужской.
Войдя внутрь, Вилора остановилась и, вскинув руку к пилотке, прищурилась. На улице еще было довольно светло, и прямо в лицо ей били лучи заходящего солнца, а в избе света уже не хватало. Но, несмотря на это, большая керосиновая лампа типа «летучая мышь», стоявшая на столе перед сидящим за ним человеком, пока не была зажжена.
— Нет, ты посмотри, Кирилл Петрович, опять бабу прислали! — возмутился тот же самый голос. — И опять смазливую! Ну и что мне теперь делать? И так от лейтенантов отбоя нет, так еще и эта…
Вилора наконец разглядела человека, сидевшего за столом. Это оказалась женщина, чей зычный голос никак не вязался с ее размерами. На ее петлицах Вилора обнаружила знаки различия военврача второго ранга.
