Впрочем, государю в то время больше пригодилась бы яхта, нежели карета. Он гостил у датского короля, занимался флотскими экзерцициями и вел тайный, но ожесточенный торг с союзниками за оспариваемые у неприятеля пункты. Найти порт для своего флота поблизости от балтийских проливов было его заветной мечтой, но слишком многое сему препятствовало. Кесарь и слышать не хотел о приобретении русскими хоть единой собачьей будки на подвластных империи берегах и допуске представителей царя в имперский сейм. Занятые польскими делами, наши войска не приняли участия в осаде Штральзунда, главнейшей крепости шведской Померании, – следовательно, не получили в сей провинции никаких позиций. Союз с мекленбургским герцогом обернулся поросячьим визгом на всю Германию местного дворянства, поголовно состоявшего в открытой вражде с герцогом и теперь смертельно перепуганного за свою судьбу. На шведской стороне моря датчане претендовали сами на принадлежавшую им прежде Шконскую провинцию и малейшее поползновение Петра в сторону Карлскроны воспринимали болезненно.
Еще в самом начале войны между императором и султаном я цифирью послал государю запрос, не будет ли целесообразным принять участие в ней, хотя бы переступив через свежий мирный договор. Он в самых решительных терминах ответствовал, что сие в высшей степени неуместно, понеже у нас есть непримиримый враг на севере и казна потребна для строительства флота. Надлежит всячески стараться сохранять мир. После этого я с чистой совестью попросил об отпуске на год или два, чтобы съездить в Париж по известному Его Величеству делу, и терпеливо ожидал ответа.
Помимо развода с бывшей женой, накопилось немало других причин, зовущих меня в Европу. Поверхностные выходы угля вблизи Богородицка уже вырубили, приходилось рыть ямы, а в будущем виделся переход к настоящим шахтам. Нужны были мастера, лучше всего из Англии. Ни канцлер, ни лондонский наш резидент барон фон Шак готовности содействовать в их найме не выказали. Требовалось оценить возможности сбыта русских железных товаров – в этом на дипломатов еще меньше стоило надеяться. Наконец, я собирался внимательно изучить особенности государственного механизма различных стран, которые полезно было бы заимствовать. Последние год или два царь больше стал заниматься внутренним устроением России и требовал присылать для образца всевозможные иностранные законы и регламенты. Меня мучило смутное подозрение, что правильные действия на этом фрунте могут принести больше пользы державе, чем любая военная победа.
По черепашьей медлительности нашей почты позволение от государя получено было только глубокой зимой. Имея с собой достаточно вооруженных людей – заводских учеников и молодых мастеров, взятых для совершенствования в ремеслах, я пренебрегал обыкновенными предосторожностями от разбойников и ехал с великим поспешением своим караваном. Две кареты на полозьях и три обыкновенных тройки мчались по лесной дороге за Великими Луками, когда вдруг уткнулись в громадное дерево, поваленное поперек дороги. В то же мгновение с обеих сторон ринулись с диким криком оборванные мужики, вооруженные чем попало. Впереди здоровенный детина с армейской фузеей: мой денщик, выглянувший наружу, мгновенно словил пулю и вывалился под ноги злодеям.
Новодельные пистолеты пришлись кстати: держа их заряженными и под рукой, я был готов к отпору. Пятеро гостей получили по свинцовому гостинцу, шестой выстрел ушел мимо – длинная пика, пробив каретное оконце, ударила со спины в правое плечо. К счастью, вскользь, да и толстая медвежья шуба смягчила удар. Но пронзивший ее наконечник впился в стенку кареты, и одежда оказалась пришпилена железом. С трудом выпутавшись, со вторым пистолетом спрыгнул на снег: у ближних саней мои люди неумело отмахивались от наседавших разбойников.
– А-а-а, г-гады! Это вам за Пикардию! – Негодяй с перебитым пулей хребтом свалился в корчах. Кровь и мозги брызнули из головы другого на его товарищей. Скрючился, схватившись за живот, третий. Остальные выстрелы – в спины.
Слава богу, ребята вроде не обратили внимания, что за вздор я кричал: когда меня грабили в Пикардии французские дезертиры, нынешние тати голубоглазыми детишками по деревне бегали.
– Господин генерал, у вас кровь!
Действительно, на плече был разорван мундир и содрана кожа. Мы потеряли двоих: ямщику с последних саней разрубили голову топором да Ванька-оболтус умирал, хрипя простреленным легким. Его убийца с похожей раной выглядел лучше: малый калибр ведет к смерти так же верно, только легким шагом. Я поднял фузею, осмотрел клеймо. Тульская, моего завода.
– Солдат? Какого полка, когда бежал? Отвечай! – Стальной кнут клинка со свистом рассек воздух и пощечиной впечатался в бородатую харю раненого.
– Нижего… – Разбойник зашелся кашлем, выхаркивая брызги крови. – Нижегородского полка гренадер Семен Осипов…
– Что ж ты, сука драная, своих бьешь?! Тебе против нехристей оружье дали, а ты его на русских повернул!
– Хуже… – Бывший гренадер опять задохнулся, с хрипом и бульканьем. – Вы любых нехристей хуже, слуги сотонины… Петрушки-чертушки, наместника диаволова холопи…
Острие шпаги коснулось заросшей диким волосом шеи гренадера. У меня за спиной затаили дыхание.
– Легкой смерти просишь? Шиш тебе. Хотел добить по-простому, да теперь нельзя. Коли доживешь – колесуют.
Покидав битых разбойников, как дрова, в сани – мертвых вниз, раненых сверху, – мы скоро добрались до пограничного селения. Шайка, судя по всему, пришла из-за литовского рубежа – стражников надлежало поставить в известность. Здесь почему-то распоряжался молодой гвардейский сержант с румянцем во все щеки, при виде генерала смутившийся, как красна девица. Приняв трупы и последнего еще дышащего татя, он, заикаясь на каждом слове, промямлил:
– Г-господин генерал, п-приказано никого не п-пускать ч-через р-рубеж!
– Не пускай, коли приказано, – мне-то какое дело?!
– И в-вас…
– Ч-чего?! – Я тоже начал заикаться от такой наглости. – Как ты можешь меня не пустить?! Кто мог приказать такую хрень?
– Его В-величество г-государь П-петр Алексеевич!
– Ты что, лично от государя приказы получаешь?
– Н-нет…
– Кто твой начальник?! Подать его сюда! Не дай Бог, вы с ним чего намудрили – кнутом обдеру обоих!
Пробиться с боем через юного сержанта и полдюжины солдат труда бы не составило, но нехорошо как-то… Не разбойники все же. Тем более людям и коням все равно нужен отдых. Преображенского офицера, прискакавшего дня через два, я помнил – не по имени, так в лицо. Он был на Пруте.
– Да что у вас творится, капитан?! Скажи толком! Не то обоим с сержантом морды расшибу – жалуйтесь потом кому хотите!
