Мертвец между аномалиями дернулся, и тут Химик сильно толкнул меня к ванне.
Часть вторая
ЭФФЕКТ ВНЕЗАПНОСТИ
[Лабус]
Лабус! Я обернулся на крик Курортника. Над поляной пролетел вертолет, судя по номеру на борту — из второй эскадрильи.
— Дым ему зажги!
— Сделаю.
Я добежал до опушки, достал из-за пояса трубку наземного сигнала, отогнул проволоку с боков зеленого цилиндра — получились ручки. Пальцем вдавил пробку, сорвал заглушку и, выдернув кольцо, поднял над головой дымящую трубку.
Вертолет начал снижаться. Винт с ревом рубил воздух, ветер разгонял по поляне белую пелену, закручивая десятки маленьких смерчей. Хлестала по липу снежная крошка, впиваясь в щеки. Я выбросил бесполезную сигнальную шашку. Клочья густого рыжего дыма, подхваченные потоком, смешивались с белой пеленой, вплетались в протуберанцы и тут же, потеряв ускорение, таяли…
Машина задними колесами коснулась земли, потом опустилась передняя стойка шасси. Я разглядел сквозь лобовое стекло, как пилоты обмениваются фразами; один, пожилой, потянулся к тумблерам на верхней панели, второй, молодой совсем, дернул рычаги управления, сдвинул вбок форточку, высунул руку и призывно махнул.
Обороты двигателя снизились, протяжный звук сменился низким воем и через пару секунд смолк.
Я поднял очки на шлем и побежал к вертолету.
— Пригоршня! — донесся Лехин голос. — Чего ты возишься?
— Да… тут… — Никита выбрался из палатки.
— Ну чего?..
— Кирилл пропал.
Я остановился. Как пропал?
— Как пропал? Куда? — спросил Курортник.
— Не знаю. Знал бы — уже нашел.
Я повернулся, окинул взглядом лес. Между деревьями купол палатки, рядом растерянный Пригоршня, в одной руке ОЦ-14, или попросту автоматно-гранатометный комплекс «Гроза», в другой портплед. Сталкер вскинул «Грозу» и снова нырнул в палатку.
Я покосился на Курортника.
— К бою! — скомандовал он.
Мы пошли одновременно, подняв оружие, но не успели сделать и пары шагов, как с другой стороны палатки вынырнул удивленный Пригоршня. Он почесал затылок, присел, потрогал полог. Выпрямился и сказал:
— Пропал… и изделия тоже нет.
За спиной щелкнуло, раздался вой стартера, я оглянулся — лопасти винта медленно поползли по кругу.
— Лабус! — прокричал Курортник. — Задержи его!
— Стой! — Я сжал кулак, согнув руку в локте, покачал ею.
Молодой пилот высунулся в форточку, проорал:
— Что у вас тут происходит?!
Я кинулся к вертолету, наведя ствол на испуганное круглое лицо.
— Стой, говорю! Глуши двигатель!
— Не мельтеши, военстал, — спокойно произнес пожилой, перегнувшись через напарника, и выставил в форточку пистолет.
Ясно, это командир, а круглолицый — второй пилот-штурман. Парень хлопал глазами, вертел головой, но питание выключил и руки с рычагов убрал.
— Что у вас? — спросил командир.
— Ничего, — буркнул я. — Ждем… — И, опустив оружие, развернулся.
Курортник, стоя возле палатки, разговаривал с Пригоршней. Сталкер развел руками, хлопнул ладонями по бедрам, запрокинул голову и зачем-то указал пальцем на небо.
Рев двигателя оборвался, и долетел обрывок фразы:
— …куда я знаю!!!
Курортник сгреб Никиту за шиворот, подтянул к себе и начал цедить ему в лицо. Умеет Леха людей вразумлять. Чего он только в сталкере нашел — не пойму… Ладно, это их дела, я в Зоне меньше года, а Курортник уж почти три. Да и Пригоршня этот тоже, наверно, с пару годков ходит.
Из кабины раздался голос командира. Он вел радиообмен с базой, запрашивал указания.
— Говорить будешь? — Командир протянул наушники с гарнитурой.
Я свистнул Лехе, тот знаком приказал мне оставаться на месте и подтолкнул сталкера — они побрели в чашу, глядя под ноги.
— Кто? — спросил я, сдвигая оружие за спину и беря наушники.
— «Полсотни пятый».
Нормально. Сам оперативный дежурный, за что такая честь? Ночью Курортник связался с постом, запросил командира отряда, но связь паршиво работала, и поговорить удалось только с начальником поста. Тот доложился оперативному и через полчаса ответил нам, что утром за Кириллом придет вертолет. Приказал не менять место стоянки.
Я зло сплюнул, разгладил усы. Помедлив, приложил к уху наушник и сказал в микрофон:
— Лабус у аппарата. Слушаю…
В ответ полетела ругань. Я закатил глаза. Видимо, дежурный был из служивых, а не канцелярская тля — в выражениях он не стеснялся. Один оборот я даже постарался запомнить, уж больно виртуозно матерился офицер.
Пилоты слушали, молодой с испугом, пожилой с недовольством, качая головой. Я ждал. Дежурный прекратил ругаться. На миг показалось, что он сейчас отключится. В наушнике раздалось шипение, что-то щелкнуло, и прозвучал вопрос:
— «Полсотни пятый», «Лабусу»: где изделие и ученый? Прием.
— Я «Лабус», «полсотни пятому»: изделие и ученый пропали, прием.
— Как пропали? Куда?
Дежурный даже пренебрег правилами разговора в симплексном режиме.
— «Лабус», «полсотни пятому»: а хрен его знает, выясняем, прием.
Оперативный из эфира исчез надолго. Из наушника лилось слабое шипение, хрюканье, бульканье. И чего с нами через пилотов говорить, запросил бы Курортника на нашей частоте… Нет — пилоты нажаловались, все должны слышать, как оперативный, сидя в штабе, отчитывает военсталов…
Размышления прервал голос дежурного:
— «Полсотни пятый», «Лабусу»: группе уйти в поиск, приказ начальника штаба. Доклад каждые полчаса. С вами свяжутся командир отряда и начальник разведки. Прием.
— «Лабус», «полсотни пятому»: уточняю — сколько находиться в поиске? Прием.
— «Полсотни пятый», «Лабусу»: до потери пульса! Прием.
Я стиснул зубы. Хотелось послать их всех в эфире прямым текстом. Никогда бы не видеть эту Зону. Четвертые сутки здесь торчим, немытые, небритые, жрать охота… Вляпались опять с Лехой в какую-то бодягу. Теперь ищи пацана и ГСК этот.
— «Лабус», «полсотни пятому»: вас понял. Необходимо два б/к к стрелковому, батареи к станциям и ПДА и две сутодачи на троих. Прием.
— «Полсотни пятый», «Лабусу»: возьмете у пилотов. Конец связи.
Я швырнул наушники в форточку, крикнул:
— Открывай!
Хорошо, по запарке оперативный не обратил внимания, что я на троих патроны и провиант запросил. Правда, расшифровку-то на стол начальника разведки по любому положат. Значит, Лехе нужно про Пригоршню доложить командиру отряда, да побыстрей…
