Скрипач кивнул, соглашаясь. Отодвинул фотографию в сторону, взял следующую.
– Ну, тут уже получше – это через полтора месяца после того, как он здесь оказался. Снимок сделан накануне операции, пролежни мы в результате иссекли, и, знаете, это дало очень быстрый положительный эффект. Если до этого он в весе прибавлял мало, несмотря на то, что кормили по шесть раз в день, то после операции пошло резкое улучшение. Вот эта фотография сделана еще через месяц. Тут он, пожалуй, уже даже на себя похож, правда?
Скрипач снова кивнул.
– На этом этапе мы, собственно, и начали потихоньку разбираться с травмой мозга. Больше всего боялись, что все усилия пропадут даром, потому что после таких повреждений в большей части случаев восстановиться в принципе невозможно. Человек по сути дела превращается в овощ. Мы делали, что могли. Все, что могли, что было в наших силах. Ту же активность мозга отслеживали каждую неделю, это есть в карте, можете прочесть. Если надо, могу поднять все рентгены, которые сделаны, проекции, динамику и…
– Не надо, – попросил Скрипач. – Я вам верю, Федор Васильевич. Действительно, не надо. В этом нет необходимости. Я все понял.
– Раз уж я начал, то все-таки доскажу. Полгода большая часть сотрудников моей лаборатории занималась только им. Мы угрохали на лечение треть субсидий, которые выделяются лаборатории ежегодно, больше нам не позволили. Ребята даже покупали лекарства на свои деньги, потому что достать, к примеру, ту же кокарбоксилазу можно только за наличные и по блату. Народ дошел до того, что, когда какой-то рефлекс восстанавливался, чуть ли не праздник устраивали…
Скрипач выудил еще один снимок. Несколько секунд смотрел, затем зажмурился, потряс головой.
– Вы не поверите, но вот это все – целиком и полностью моя вина. Это произошло только потому, что я имел глупость сказать ему одну фразу. Одну. И этого хватило… для вот этого. Мне до сих пор иногда хочется пойти и утопиться, – признался он. – Или удавиться. Какая же я гадина…
– Ну полно вам на себя наговаривать, – успокаивающе ответил Федор Васильевич. – Многие ошибаются. Вы не исключение. Главное, что обошлось.
– А киста? – с горечью возразил Скрипач. Отложил фотографию, опустил голову на руки. – Черт… мне язык надо вырвать за это!..
– Не загоняйтесь, – попросил Федор Васильевич. – Ну, киста. Но он с ней уже довольно долго живет, судя по всему, и до сих пор не умер – а состояние стало улучшаться лишь совсем недавно, только после вашего перемирия. Мне кажется, все обойдется.
– Дай бог, – пробормотал Скрипач. – Федор Васильевич, вы говорили про деньги. У меня будет просьба к вам… не откажите в любезности, позвольте мне помочь лаборатории.
– Простите? – не понял тот.
– Я не стеснен в средствах, а вам требуются деньги на исследования.
– В смысле? – окончательно опешил Федор Васильевич. – Но зарплата шофера не сможет вам позволить…
– При чем тут зарплата? Я знал, куда иду, и позаботился о том, чтобы иметь, в случае необходимости, возможность… – Скрипач замялся, полез в карман, а затем вытащил оттуда спичечную коробочку, в которой что-то перекатывалось. – Тут – пять изумрудов, от шести до пятнадцати карат. Я могу отдать их вам сейчас, а могу продать и отдать деньги. Подождите, не оскорбляйтесь и не возражайте. Федор Васильевич, я знаю, что вы сейчас можете сказать, но дела у лаборатории явно не блестящи, судя по тому, что сотрудники ужинают бесплатным хлебом с огурцами.
Федор Васильевич молча смотрел на коробочку в ладони Скрипача. Он явно растерялся.
– Ну, вообще-то я сам помогаю ребятам, если на то пошло, – произнес он неохотно. – Но… знаете, я, с вашего позволения, подумаю несколько дней, тем более что вы все равно меня еще неоднократно навестите. Деньги лаборатории и в самом деле нужны, но может сложиться неправильное впечатление, что я…
– Тогда можно сделать иначе, – предложил Скрипач. – Я продам камни и закуплю для вас оборудование. Не волнуйтесь, мне продадут. Оборудование и по хорошему подарку каждому сотруднику. Подарок и премия. Такой вариант вас устроит?
– Пожалуй, да. Но все-таки мы с вами это еще раз обсудим.
– Вот и ладно, – улыбнулся Скрипач. – На самом деле я просто очень благодарен вам за Ита.
– Это я уже понял.
– И еще один момент. Я завтра собираюсь прокатиться в Домодедово. Не хотите составить мне компанию?
– Думаю, разумнее всего будет прокатиться втроем. Заодно поставим Ита в известность… о проблеме, – предложил Федор Васильевич.
– Тогда уж вчетвером, возьмите Данила, – подсказал Скрипач. – Думаю, ему понравится… ладно, это завтра. Так, я побежал, мне еще в три места надо успеть, а этот идиот сейчас сидит в столовой и небось уже гадает, куда это я запропастился.
* * *
– Федор Васильевич, вы что-то хотели мне сказать?
Катер стоял возле малых шлюзов, ожидая своей очереди на проход. Рядом покачивались на воде с десяток других катеров, поплоше и попроще. Франтоватый новехонький немец, «Ватерфорд» предпоследней модели, сверкающий лаковыми наборными бортами, поневоле приковывал взгляды – Данил, которому рыжий разрешил «порулить», поначалу смущался и опускал глаза, но сейчас уже освоился. Он невозмутимо смотрел вперед, ждал, когда наконец откроются железные ворота шлюза и можно будет дать по газам, оставив далеко позади ржавые корыта, которые шлюзовались вместе с ними.
Ит вспомнил – да, это уже было. Именно этот запах он ощутил тогда, и запах запомнился. Пахло тиной, стоялой водой, тленом, ржавчиной и разогретым камнем. Было, было… Странная штука – память. Иногда в ней оседает то, что в принципе не должно туда попасть. Вот как в этот раз, к примеру.
– Да, – кивнул тот в ответ. Скрипач пересел к ним поближе (до этого он о чем-то разговаривал на носу с Данилой) и произнес:
– Давайте я, что ли. Ит, в общем, такие дела… У тебя опухоль мозга. Неоперабельная. Это получилось из-за того, что ты и в самом деле сильно треснулся башкой. К сожалению, такое бывает.
Ит нахмурился.
– Можно подробнее? – спросил он Федора Васильевича.
– Можно, – согласился тот. – На мой взгляд, Скрипач несколько сгустил краски. Да, у вас действительно киста, но в данный момент она практически ни на что…
– Подождите, – попросил Ит. – Давайте по порядку, ладно? Я что-то подобное предполагал, но я хочу знать поточнее, что это такое и что меня ожидает.
Федор Васильевич пустился в объяснения. Ит слушал внимательно, чуть прищурившись, иногда согласно кивая. Он выглядел совершенно спокойным, и Федор Васильевич этому факту удивился – он ожидал какой угодно реакции, но только не этого делового и сдержанного любопытства.
