Анелли и Касоч знали друг о друге буквально все, за исключением разве что, тайных, никому не высказанных мыслей и желаний. И если бы Анелли догадывался, какое тайное желание собирается осуществить его друг детства, то ни за что не пустил бы его на порог. Но он этого не знал, и, услышав имя раннего гостя, заспанный, ничего неподозревающий комендант тюрьмы открыл дверь…
Около года тому назад они не на шутку поссорились. Тогда за вечерней трапезой в одной из таверен виконт Анелли шепнул по секрету своему дружку, что намеревается приударить за принцессой Истомой. В отличие от виконта Касоча, немного трусоватый комендант королевской тюрьмы никогда не слыл ловеласом, но тут вдруг воспылал страстью к юной красавице.
Сначала Касоч попытался отговорить Анелли от этой затеи, даже не столько из-за того, что Истома была дочерью короля, который имел право жестоко наказать за неуважение к своей особе любого подданного, сколько потому, что Его величество Халимон был их другом и сам считал их своими лучшими друзьями. На что Анелли, хоть был изрядно навеселе, задал резонный вопрос: с какой стати Касоч, постоянно позволяющий себе уединяться с принцессой в ее апартаментах, при этом, забывая про преданность и дружбу с ее отцом, запрещает хотя бы однажды заняться тем же самым и ему?
Для виконта Касоча эти слова оказались, что называется, ударом ниже пояса. Он был абсолютно уверен, что о его тайных встречах с Истомой знает только его первый помощник Клюгк, в преданности и не болтливости которого виконт был абсолютно уверен. Но, видимо, у коменданта королевской тюрьмы имелись свои шпионы. А раз уж виконт Анелли выведал этот секрет, то, не станет ли ему вдруг известна еще одна тайна, которую до сих пор знали лишь двое – Касоч и Истома? До Его величества, наверняка, доходили слухи, что Истома слишком уж неровно дышит в отношении сильного пола, но пока что Халимон закрывал глаза на подобные ее капризы. Однако Касоч сильно сомневался, что король останется равнодушен, и не проявит свойственную ему жестокость, если прознает ту самую тайну.
Старый друг в одночасье стал для Касоча смертельно опасным свидетелем. И более того, виконт Анелли не собирался отказываться от идеи провести наедине времечко с Истомой. На самом деле с его, Касочем, родной дочерью! И ни на какие увещевания Анелли не обращал внимания. В тот вечер два виконта не схватились за шпаги только благодаря тому, что погасло второе солнце, а ночью любое насилие запрещалось Творцом. С тех пор их дружба дала трещину, о все увеличивающейся глубине которой виконт Анелли, в отличие от виконта Касоча, как-то не задумывался…
Когда дверь кабинета коменданта тюрьмы открылась, виконт Касоч ударил старого друга молча, и кинжал уже дважды безотказно послуживший ему сегодняшним утром, в третий раз познал смерть, пронзив виконту Анелли сердце.
* * *
С момента, когда зажглось второе солнце, прошло не больше четверти часа, а стражники, охранявшие большие ворота кремля, успели уже дважды очень сильно удивиться. Сначала кремль покинул никто иной, как сам комендант тюрьмы, виконт Анелли. Почти полностью закутанный в свой плащ с вышитым на спине крестом голубого цвета, он молча проехал мимо них на своем коне, и остановить, или просто окликнуть столь важную персону, стражники, конечно же, не посмели. В их обязанности не входило строить догадки, с какой целью потомственный дворянин поднялся в такую рань и направился не куда-нибудь, а прямиком в сторону Тусклого леса, но вопросы возникли сами собой.
Недоумение стражников во стократ увеличилось, когда они сначала услышали крики, а затем увидели трех всадников, во весь опор несущихся со стороны королевской тюрьмы к охраняемым ими воротам. Вопросов не стало меньше и после того, как скачущий впереди, весь залитый кровью капитан Клюгк крикнул им на ходу «Побег!» и устремился в ту же сторону, куда несколько минут назад направился комендант. Так ничего и не поняв, стражники на всякий случай поспешили закрыть ворота, и пока один запирал их на мощный засов, другой принялся бить в набат…
Но гораздо больше стражников был удивлен, да к тому же еще раздосадован и разгневан виконт Касоч, замаскировавшийся плащом коменданта тюрьмы. Его прекрасно разработанный и на девять десятых осуществленный план, оказался сорван!
Он лично убил ненавистного врага, графа Бовдо, убил тюремщика, убил своего давнего конкурента, королевского прихвостня, виконта Анелли; он облачился в одежду коменданта, неузнанным покинул кремль и добрался до Тусклого леса. Здесь ему оставалось совершить еще одно убийство – застрелить из арбалета привязанного к дереву пришлого Фролма. Затем отвязать его, вложить в руку окровавленный кинжал капитана Клюгка, оставить рядом плащ коменданта тюрьмы и затем ретироваться. Таким образом, получилась бы отличная имитация гибели «беглеца-убийцы» от рук разбойников Тусклого леса.
Осуществить последнее казалось самым легким, но как выяснилось, это только казалось. В условленном месте, то есть, на поляне у двух сросшихся яблонь пришлого Фролма не было. Либо капитан Клюгк перепутал условленное место и привязал пришлого где-то еще, что было менее всего вероятно, либо Фролм умудрился самостоятельно освободиться от веревки и скрыться в лесу, либо его освободили разбойники, что более всего походило на правду.
Разбираться с этим у виконта Касоча не было времени – со стороны кремля послышался звон набата, а значит, вскоре здесь должна появиться погоня, возглавляемая капитаном Клюгком. Плюнув с досады, Касоч бросил под две сросшиеся яблони комендантский плащ и ускакал прочь.
Ускакал очень вовремя. Задержись виконт на поляне еще хотя бы на полминуты, и попал бы под прицел арбалетов разбойников, появившихся из глубины Тусклого леса. Как попали те, кто отправился в погоню за якобы сбежавшим из тюрьмы пришлым Фролмом…
* * *
– Никола? Гусь?! – Фрол не поверил своим глазам. Перед ним сидел давний напарник-каскадер Николай Гусевич, с которым он снимался еще в своем дебютном фильме. И не только в дебютном, а еще в трех-четырех средневековых боевиках, до тех пор, пока Гусь, куда-то не запропал. Поговаривали, что талантливый каскадер перебрался в Штаты, где работает на том же поприще, только уже совершенно за другие гонорары. И вот, человек, снявший с него повязку, закрывающую глаза, оказался никем иным, как Николой Гусевичем.
– Серега? Фролов? – не меньше поразился бывший напарник. – Верно говорят, что мир тесен, а мир за стеной – еще теснее! Только тихо, – предупредил Гусевич, перерезая веревку на руках Фрола, – мы друг друга не знаем, понял?
– Ага, – кивнул Фрол, растирая затекшие руки. – А где я?
