Когда пришла пора подумать о собственной ране на ноге, задрав штанину, я приложил руки к ране и сосредоточился на ощущениях, стараясь воскресить в теле привычное тепло внутренней энергии. Стиснув зубы, я старался не замечать пронзительную боль в бедре, когда наконечник стал медленно раскручиваться в ране, словно сверло и через миг вылетел наружу – расщепившись на мелкие кусочки при ударе о кору дерева. Рана на глазах стала медленно затягиваться, сплавляясь краями, а через пять минут на коже не осталось даже рубца говорившего о том, что тут была сквозная дыра, куда мог пролезть и карандаш. Ткань штанины сама восстановилась, стоило свести края вместе и активировать на миг функцию хамелеона. Что и говорить снаряжение, что разрешили кадетам использовать при испытаниях высшее руководство кванторов, было выше всяких похвал и само по себе незаменимо. Хамелеон делал тебя прозрачным словно стекло, а ткань одежды, если и рвалась, то само восстанавливалась, словно живая плоть. Более того, она была пропитана химическими веществами отгонявших насекомых.
Подлечив себя, я терпеливо занялся остальными ранеными хлорианцами, приобретя себе репутацию Божественного Лекаря. С недоверием и страхом наблюдая, как рана на плече затягивается, Котан стал быстро бормотать охранные молитвы, но, заметив мой раздраженный взгляд, умолк, с опаской жуя корни желтого дерева, что очищали кровь от яда. Как бы Кон Рат не пытался его убедить, что лесные зурбы не используют яды для наконечников, дабы самим не отравится при поедании трупов, караванщик остался при своем мнении. Он и слышать не желал, что ядами пользуются исключительно цивилизованные племена.
Когда я закончил с его плечом, то не поверил глазам, Котан вернул мне мою оплату в металле, которым я расплатился с ним за путешествие до столицы.
– Это дар твоему божеству! Воистину он силен, если даже его слуга может творить чудеса.
Отказываться от добровольного пожертвования было нехорошо, так как я мог смертельно обидеть его, поэтому я, как ни в чем, ни бывало, принял полоски металла и, спрятал в нагрудный карман одежды, как и положено, в таких случаях, не забыв поблагодарить за щедрость.
– Благодарю месье Котан. Мое божество останется довольным и явит еще много чудес.
– Нам сейчас любые чудеса пригодятся, – согласился караванщик, с опаской ворочая плечом. – Проклятые дикари ранили пять ездовых вормов, теперь придется сделать привал на целые сутки, чтобы подлатать их шкуры. Как бы мне не хотелось задерживаться тут, будучи всего в четверти льега от города, я вынужден дать им время на восстановление. Месье Кон Рат, что с вашими воинами? Они вели себя как беременные ворканы страдающие расстройством желудка…
Кон побелев от гнева, хотел, было выкрикнуть ответное оскорбление, но высоко над нами раздался протяжный вопль, который множественным эхом повторился со всех сторон.
– Зурбов легко обратить в бегство, но они всегда возвращаются и в куда большем количестве, – вместо обидных слов проворчал Кон, перебирая бусы на шее. – Не нужно пустых оскорблений, месье Котан. Приберегите их для дикарей, когда они начнут пожирать Ваши потроха.
Котан презрительно фыркнул и присоединился к дивеям-загонщикам спускающих вниз последних хопперов, дергающих в воздухе длинными лапами. Кон Рат убрав руку от рукояти ножа, закинул духовое ружье за плечо и зашагал к солдатам прислушивающихся к перепалке двух благородных вождей. Оставшись в одиночестве, я извлек из-под одежды заветный медальон-шапур, ощущая возвращения спокойствия и уверенности. Вот только… мне показалось или он и вправду стал горячим? Обычно он всегда ледяной даже в самый жаркий из дней.
Благополучно достигнув почвы или того, что тут было вместо нее, караван медленно двинулся по чавкающей и хлюпающей под ногами грязи, спеша уйти как можно дальше от места стычки, куда уже начали стягиваться хищные падальщики почувствовавшие запах крови. Мне, конечно, было не по душе, что перед уходом воины Кона вволю поглумились над телами зурбов – вырезая у них сердца, легкие, гениталии и другие органы. Но это дикий мир, где мои цивилизованные взгляды и привычки не стоило и выеденного яйца. Первый урок я хорошо усвоил. Вне зависимости от расы, планеты и обстоятельств, будь умнее, хитрее, сильнее своего противника, а когда придет время, убивай без угрызений совести и раздумий или это проделает с тобой. На войне нехитрая наука – кто стреляет вторым, умирает первым. Неудивительно, что кванторы настолько серьезно подходят к финальному испытанию и так свято чтят свое элитное братство. Ни одна военная школа Земли не рисковала посылать своих выпускников в самое пекло, в надежде, что хоть кому-нибудь удастся дойти до финиша целым и невредимым. Пусть сколько угодно кванторы рассказывают кадетам, что на испытаниях гибнут лишь единицы, я то теперь знал истину – в случае если запахнет паленым, никто тебе не поможет кроме тебя самого. А все эти разговоры о спасательных службах только для самоуспокоения.
Очистив лезвие короткого меча от засохшей крови, я прикрепил его к тактическому ранцу в специальное гнездо, из которого его было удобно выдергивать через голову в случае новой атаки.
Снова потянулись томительные часы езды верхом на древесных червях, страдающих от полученных ран и недовольных поведением хозяев. Котан и Кон Рат выжимали из них последние силы, пока даже самые сильные и выносливые из вормов обессилено не застыли на месте, не способные разинуть пасть, чтобы ухватить из болота пучки маслянистого мха. И как бы воины не хлестали их плетьми и не понукали, было ясно, что никуда мы не двинемся, если не дадим червям несколько часов отдыха. То, что мы безвозвратно отстаем от графика, понятно, но куда так гнать? Когда я услышал оговорку про находящиеся неподалеку руины Тубаны, что навевали ужас и смятение даже на самых храбрых и отчаянных сорвиголов из отряда Кона, мне стало понятно желание Котана поскорее миновать это проклятое место. Мне же захотелось взглянуть на эти руины поближе, поэтому, когда все расположились на небольшом островке суши на отдых, я никого, не поставив в известность, покинул расположение лагеря и углубился во тьму исполинских деревьев. Сейчас был полдень, но на дне многоярусных джунглей царила вечная тьма, словно в глубокой и мрачной шахте. Окружающее пространство с трудом освещалось флюоресцирующими растениями вроде бледных поганок, приспособившихся к постоянному отсутствию дневного света. Почва под ногами была преимущественно болотистой, податливой, словно манная каша, а местами непроходимой из-за большого количества озер, в которых кишела отвратительная жизнь. Водопады низвергавшиеся с верхних уровней создавали эффект постоянного дождя закрывая обзор серой дымкой мелкой водяной измороси. Из-за густых ядовитых испарений, дышать здесь было проблематично и даже опасно, так что моя способность на долгое время задерживать дыхание и совсем не дышать пригодилось тут как нельзя кстати.
